Вопрос о двух новых августах не возникал. Ими должны были стать Констанций Хлор (отец Константина) и Галерий. Спор начался об их будущих преемниках, новых цезарях.
Галерий изрек:
— Надо назвать цезарями таких людей, которые находились бы в полной моей власти, боялись бы меня и не делали ничего, что мной не велено.
— Так кого же мы назначим? — спросил Диоклетиан.
— Флавия Севера.
— Этого танцора, кутилу и пьяницу, обратившего ночь в день, а день в ночь?!
— Он достоин быть цезарем, потому что доказал свою верность воинам, и я уже отправил его к августу Максимиану, чтобы тот облек его в пурпур и дал регалии.
Это был сильный ход Галерия.
— Пусть будет так, — согласился Диоклетиан, не желавший никаких конфликтов со своим соправителем, августом Максимианом. — Кого ты предлагаешь второго?
— Этого, — сказал Галерий и показал пальцем на стоявшего неподалеку Дазу, молодого полуварвара, которому он недавно приказал добавить к своему имени что-то более звучное. И тот взял одно из имен самого Галерия: Максимин.
— Кто он, на которого ты указываешь? — спросил Диоклетиан.
— Мой родственник. (Даза был племянником Галерия. В другом месте Лактанций так говорит о Дазе: он, бывший пастух, возвышенный сначала в щитоносцы, затем в телохранители… а на другой день и в цезари, после зверей и лесных дебрей получил в попрание и изнурение Восток, и, разумеется, он — уже не воловий, а солдатский пастух — не знал толк ни в военных, ни в государственных делах.)
— Да, — вздохнул Диоклетиан, — не таких ты мне предлагаешь людей, нельзя им поручить попечение о государстве.
— Я проверил их, — самоуверенно отвечал Галерий. Что он имел в виду, не ясно. Диоклетиан, который уже твердо решил поскорее отойти от дел, спорить не стал. Но напоследок сказал:
— Ты еще увидишь, кому передаешь кормило Империи. Но теперь за все отвечаешь ты. Я достаточно потрудился и постоянно, пока правил, заботился, чтобы государство пребывало в благоденствии. Если же что-то случится плохое, в том уже не будет моей вины.
Церемония отречения состоялась в пригороде Никомидии. В трех милях от города имелось высокое место, на котором Диоклетиан сам двадцать лет назад принял порфиру августа. С тех пор там стояла устремленная ввысь колонна с изображением Юпитера.
На церемонию со всей страны прибыли высшие чиновники: консулы, префекты, магистраты. Пышное зрелище пришли посмотреть тысячи горожан.
Императорский трон был поставлен на большой платформе на самой вершине холма. Когда к трону прошел Константин с полудюжиной отборных гвардейцев, толпа разразилась ликованием, в Никомидии он пользовался популярностью. На платформе пониже восседал Галерий, облаченный в пурпур цезаря, и особо приближенные военачальники.
Церемония началась с жертвоприношения быка. Затем Диоклетиан, одетый в роскошную мантию и с жемчужной диадемой на голове, занял свое главенствующее место. Со слезами на глазах, как пишет историк, император обратился к собравшимся и сказал, что он уже слаб для такого трудного дела и ему нужен отдых. Глашатай зачитал указ об отречении. Он заканчивался провозглашением двух новых августов Империи: Галерия и Констанция Хлора.
На первое из этих имен толпа отреагировала улюлюканьем. На второе — взрывом восторга. Сердце Константина переполняла гордость за отца, но он не мог не заметить хмурого лица Галерия, для которого восшествие на престол омрачала ревность к сопернику, пользующемуся такой любовью армии и народа.
Пришло время Диоклетиану провозгласить двух младших соправителей Империи — цезарей. Все ждали имя всеобщего любимца Константина. Но император неожиданно назвал имена Севера и Дазы.
Читаем у историка: «Все оцепенели. Константин во всей красе был подле, на трибунале, и все в недоумении шептались между собой: неужели изменено имя Константину — как вдруг Галерий, на глазах у всех оттолкнув Константина, вывел из-за спины своего племянника Дайю (так историк называет Дазу. — С. В.), и поставил его в центре…»
Диоклетиан довольно равнодушно набросил на плечи Дазы собственную порфиру, сняв ее с себя. Затем бывший властелин сел на простую галльскую повозку и удалился. Он вновь стал Диоклом.
Борьба за трон императора, по сути, только начиналась. Была провозглашена новая тетрархия во главе со старшим августом Галерием. Его соправителями стали: август Запада — Констанций Хлор, цезарь Востока — Максимин Даза, цезарь Запада — Флавий Север.
Галерий, получив титул старшего августа, вскоре стал считать себя полным властелином Империи. Он весьма пренебрежительно относился к своему соправителю Констанцию Хлору. Как пишет Лактанций, ни во что его не ставил, оттого что и характером тот мягок и болезнью обременен и вот-вот умрет или вынужден будет отречься от власти.