— Чего тебе не хватало, Басиан? — спросил Константин. — Я сделал тебя третьим человеком в Империи. Но как быстро ты забыл, что еще совсем недавно был никем…
— Я никогда не был «никем», в отличие от других, — опять Константину намекали на то, что он считался незаконнорожденным.
— Но почему твое знатное происхождение позволило тебе с такой легкостью стать предателем?
— Страной должны править те, кто имеет благородное происхождение, — все еще горячился Басиан. — А ты набрал в сенат простых крестьян и торговцев.
— Да, Басиан. И пока я здесь сижу, эти крестьяне будут сенаторами. Потому что они благороднее тебя. А ты отправляйся на эшафот. — Константин кивнул секретарю: — Занеси в протокол — бывший цезарь Басиан приговорен к смертной казни.
Басиан изменился в лице. Он кинулся императору в ноги, вымаливая прощение. Но тот был неумолим…
Как же теперь Константин должен был поступить со своим родственником и соправителем Лицинием? Долго размышлять над этим не пришлось, Лициний сам все решил за обоих. Узнав о казни Басиана, он сразу же повел себя дерзко. Лициний приказал разрушить статуи Константина вдоль границы между их владениями и вместо них поставить свои изображения. Это был откровенный вызов, и Константин принял его. Он приказал десятитысячной галльской армии, возглавляемой Эроком, незамедлительно подойти к Сирмию, резиденции Лициния, с севера, а сам с таким же по числу отрядом кавалерии стремительно зашел с юга.
Лициний встретил их с сорокатысячным войском. Как всегда, Константин вступал в бой в меньшинстве. Но умно выбранная позиция (среди холмов, до поры скрывавших часть конницы) дала ему преимущество. Неожиданно окруженная с трех сторон армия Лициния была загнана кавалерией Константина в овраг и уже вскоре после начала битвы в беспорядке отступила.
Сын Константина Крисп блестяще проявил себя в бою. Его конный отряд был лучшим. После сражения Константин торжественно присвоил ему звание первого трибуна. Сын был возведен в этот высокий ранг на два года раньше отца.
Преследуя остатки армии Лициния, Константин часто встречал разоренные церкви. Из разговоров с прихожанами он сделал вывод, что христиане на востоке подвергались гонениям при Лицинии с той же жестокостью, что и при Галерии.
Догнать противника в его столице Константину не удалось. Из Сирмия тот улизнул, захватив все самое ценное. Было ясно, что Лициний ушел на восток, чтобы собрать новое войско. Это он мог сделать в Египте или Сирии. Константин на чужой территории такой возможности был лишен.
Перед тем как повернуть свои войска назад, он вместе с Криспом заехал в Наисс, город, в котором родился и провел детство. Его родной дом почти не изменился. Ту ночь он провел в своей комнате. Воспоминания юности нахлынули на него. Он понял, что еще любит свою первую жену Минервину, мать его первенца, который сейчас спал в соседней комнате. Константин вошел к сыну, слегка коснулся его мягких, пшеничного цвета волос, и они напомнили ему Минервину — нежную, ласковую. Только сейчас Константин осознал, что мать Криспа обладала редкой добротой, умела тонко понимать чужую душу, всегда была искренней. Ах, как сильно на ее фоне проигрывала Фауста — с ее жеманством, неуемным самолюбием, с патологической, абсолютно неженской жаждой власти…
Здесь, в своем родном доме, он понял, что тогда, двадцать лет назад, он, простой солдат, влюбленный в простую девушку, был счастливее, чем теперь. Не много же он приобрел, став владыкой чуть ли не всей Римской империи.
Когда поутру Крисп проснулся, он услышал от отца, что с сегодняшнего дня назначается цезарем Британии, Галлии и Испании.
— Ты рад, цезарь? — с улыбкой спросил Константин.
Ошеломленный Крисп не знал, что ответить. Он хотел было кинуться к отцу в объятья, но сдержался. Император сам привлек его к себе и потрепал золотые кудри сына, пряча от него глаза, в которых блестели слезы радости и в то же время огорчения. В эту минуту он горько сожалел, что судьба оторвала от него любимого сына и большую часть жизни они проведут порознь.
Крисп, как и требовала в этом случае традиция, встал перед отцом на колени, положил его руку себе на голову и торжественно поклялся:
— Именем Аполлона обещаю доказать, что я достоин твоего высокого доверия, доминус!
Константин послал к Лицинию гонца с предложением мира. Условием мира он ставил передачу ему во владения Греции, Македонии, Дакии, Далмации. Лициний принимал его условия. В тот же день был подписан договор. Этот непрочный мир позволил на несколько лет отсрочить еще одну большую войну между востоком и западом.