Тогда Заслонов, не теряя времени, перешел к еще более активной деятельности.
В один из дней он пришел на паровоз, на котором Доронин с помощником Пашковичем должны были отправиться под товарный состав.
— Знаешь инжектор? — сурово спросил Заслонов у старого машиниста.
Доронин удивленно посмотрел на него.
— Знаю, Константин Сергеевич.
— Не делай того, что знаешь! — сказал Заслонов и ушел.
Фашист-конвоир вопросительно смотрел то на Доронина, то на Пашковича.
— Начальник — у-у! — показал Пашкович глазами на уходившего в депо Заслонова.
— O, ja, ja! — поддакнул «филька».
В поездке как будто бы всё шло нормально: машинист и кочегар делали, что полагается; уголь и вода были, но состав дотянулся только до станции Гусино, а не до Смоленска. Паровоз вдруг отказался работать.
«Филька» удивленно воззрился на обоих и всё допытывался:
— Warum?
— Машинка капут! — отвечал Пашкович.
— Warum? — не отставал фашист.
— Мороз, мороз!
— O, ja, ja! — согласился наконец конвоир.
Состав был на несколько часов задержан, а паровоз отправили на буксире назад, в Оршу.
Чтобы это не было единичным случаем, Заслонов: дал приказ паровозникам при всяком удобном случае замораживать инжекторы и водяные насосы.
Существовавшая у оккупантов обезличка паровозов позволяла заслоновцам делать это: паровозная бригада не прикреплялась к определенной машине.
С линии один за другим стали возвращаться в депо поврежденные «52».
Когда цифра поврежденных паровозов сильно возросла, Контенбрук вызвал к себе начальника русских паровозных бригад.
— Скажите, герр Сацлоноф, почему происходит такое безобразие? — в гневе спросил шеф.
— О каком безобразии идет речь? — спокойно возразил Заслонов.
— Как вы не знаете?..
Контенбрук вскочил со стула и забегал по кабинету. Он высыпал на Заслонова целую лавину негодующих слов. Их принимал помрачневший, озабоченный Манш.
Шеф перечислял все злоключения последних дней.
— Каждый день с пути возвращаются в депо паровозы. Неисправность, поломки, — почему это?
— Во-первых, я не начальник по ремонту паровозов. За качество ремонта я не отвечаю. А во-вторых, надо принять во внимание мороз. Такие морозы бывают у нас не каждый год.
— Раньше на ваших паровозах случались эти аварии?
«Манш знает: даже в студеную зиму 1939 года не бывало, — значит, говорить, что случались, — нельзя».
— Нет, — невозмутимо ответил Заслонов.
— А почему теперь происходят каждый день?
— Немецкие паровозы не приспособлены к здешнему суровому климату.
Контенбрук неласково смотрел на Заслонова. Начальник русских паровозных бригад был по-всегдашнему спокоен.
«Может, он прав?» — подумал Контенбрук и отпустил Заслонова.
Разговор с шефом еще не был выражением недоверия Заслонову, но тень такого недоверия уже сквозила, — Константин Сергеевич почувствовал. Иначе, много суше стал держать себя с Заслоновым и Манш.
«Надо спутать им карты», — подумал Заслонов и в тот же вечер заглянул к Петру Шурмину; настало время вывести из строя водоснабжение узла.
Вода была нужна не только для питания паровозов и промывочного ремонта, но и для проходящих воинских эшелонов и пожарных целей.
При каждой встрече с Шурминым Константин Сергеевич напоминал ему об этом:
— Как бы вывести из строя водоснабжение, а?
— Выведем. Пусть только усилятся морозы. В два счета выведем! — уверял Шурмин.
Он рассказал Заслонову, что́ собирался сделать. Достаточно было перекрыть три-четыре колодца — и мороз доделает остальное: вода в трубах замерзнет и трубы лопнут.
— Думаю, что уже пора перекрыть! — сказал Константин Сергеевич Шурмину, придя к нему после разговора с Контенбруком. — Морозец знатный!
— Хорошо, завтра прикроем их лавочку! — согласился Шурмин. — Вот-то забегают фрицы!
И на следующий день оршанский железнодорожный узел вдруг оказался без воды.
Катастрофа разразилась с утра.
Утром словно высохли все краны. Паровозы ездили от одной колонки к другой, — нигде не было воды. Помощники машинистов во все стороны крутили винт — не помогало: кран хрипел, как удавленник, а потом и совсем затих.
За отсутствием воды остановилась работа в цехе промывочного ремонта паровозов.
По станции забегали кухонные солдаты и повара из немецкого госпиталя, расположенного в здании вокзала: нигде не оказалось воды, срывался утренний кофе.
К ним присоединились солдаты проходивших через Оршу немецких эшелонов. Бренча пустыми флягами и манерками, бегали немцы по вокзалу, путям и пристанционному поселку в поисках воды. У всех на языке было одно слово: «Вассер!».