Заслоновцы, едущие по свободному соседнему пути, посмеивались в душе, видя, как пляшут на морозе фрицы.
Несмотря на то, что угольная мина выводила паровоз из строя быстрее и основательнее, чем что-либо иное, всё-таки некоторые паровозники не могли устоять перед соблазном повредить тот паровоз, который они вели сами.
Машинисты выплавляли дышловые и буксовые подшипники, замораживали пресс-масленки и насосы водоподогрева. Иные рисковали брать с собою бутылку с соленой водой, чтобы лить в подшипники и создавать побольше трения.
Этому способствовало то, что немцы-железнодорожники, сопровождавшие русскую паровозную бригаду, не всегда были квалифицированными паровозниками и потому не могли за всем уследить, тем более, что стояли жестокие морозы. «Филька» сидел обычно укутанный с головой одеялом и думал об одном: как бы окончательно не замерзнуть.
За последние две недели, когда заслоновцы в основном пользовались угольной миной и паровозы оршанского депо поэтому редко выходили из строя, отношения между Контенбруком и Заслоновым немного улучшились. Контенбрук не имел, казалось, основания быть недовольным начальником русских паровозных бригад. Паровозные бригады посылались на поезда без проволо́чек.
Контенбрук, разумеется, знал, что по соседству, на перегоне Борисов — Минск, а особенно Смоленск — Вязьма взрывались какими-то минами паровозы, но это всё-таки не касалось его депо.
Через Оршу лишь тащились на буксире исковерканные, с вырванным нутром паровозы. Их можно было видеть каждый день, как они «сплоткой»[6] по нескольку паровозов следовали на запад.
Хотя ни один партизан-железнодорожник не попался с поличным, но немецкая разведка догадалась, в чем дело. И в Орше, как и в других депо, тоже попытались проверять уголь на угольном складе: перебрасывали по кусочку, всматривались, — не в этом ли мина, — а куски побольше разбивали.
Заслоновцы посмеивались, глядя на бессмысленную бесполезную работу.
— Ищи ветра в поле!
— Тут вам и немецкая овчарка не поможет!
Заслонов ликовал: партизанская работа шла полным ходом.
XVII
В январе всё чаще стали появляться над Оршей советские самолеты-разведчики. Они сбрасывали листовки, «Вести из Советской России», «Сводку Информбюро», газеты. Немцы охотились за этой литературой и сурово наказывали тех, кто ее читал. Но советские люди тянулись к правде — старались поймать каждую такую весточку с «Большой земли».
О том, что дела идут совсем не так, как расписывала геббельсовская пропаганда, оршанцы могли видеть по бесконечной веренице поездов, которые ежедневно следовали через Оршу с немецкими ранеными. Уже давно не хватало санитарных и пассажирских вагонов. Раненых перевозили просто в товарных. Вся Орша была переполнена ими. Эвакогоспиталь помешался в здании самого вокзала.
О положении на фронте говорили и те солдаты, части которых отводились в Оршу на переформирование.
Однажды Константин Сергеевич пришел домой обедать. В квартире была только Полина Павловна.
Заслонов ел картошку с квашеной капустой и рассказывал Соколовской о деповских делах: смеялся над тем, как у немцев захламлено и грязно депо, как немецкие паровозы доведены нашими механиками до такого состояния, что стали течь, как решето.
В это время дверь отворилась и вошел немец-пехотинец, обтрепанный, худой и черный, с каким-то одичалым взглядом голубых глаз.
Он вынул из сумки два куска мыла и предложил поменять их на масло и яйца.
У Соколовской не было мыла, но так же не было ни яиц, ни масла.
Немец посидел несколько минут, отогреваясь. Видимо, он хотел излить всё то, что его потрясло. По-русски говорить он не умел, но Константин Сергеевич и Соколовская поняли его.
Их полк отвели в Оршу из-под Москвы: в полку осталось всего одиннадцать человек.
— Hyp эльф! Hyp эльф![7] — скривившись, повторял немец.
Он и сам еще не вполне верил в то, что остался жив.
Немец был совершенно подавлен мощью Советской Армии. Он топал озябшими ногами, дул в кулаки и твердил одно:
— Аллес капут!
Когда немец ушел, Заслонов, усмехаясь в свои усы, сказал:
— Ну, этот вояка уже готов!
— А хорошо наша армия сбила с немцев спесь! Вы бы, Константин Сергеевич, видели, с каким гонором они явились к нам. Какие шли сюда, а какие будут возвращаться!