Выбрать главу

— Насчет этого мы уже ученые!

— Три-четыре спросишь…

— Верно!

— А вот, товарищ, скажи мне, — как надо итти по лесу, чтоб тихо было? — спросил подошедший Куприянович; не стерпело старое охотничье сердце.

— Итти мелкими шагами, — ответил Коноплев.

— Так, так. И главное, ребятки, идучи, не хватайтеся за сухой валежник и не трогайте пней. Пень часто гнилой. Тронешь его, а он и рассыплется, затрещит… А по болоту как? — хитро смотрел на лейтенанта дед.

Коноплев улыбнулся:

— В болоте надо итти с кочки на кочку.

— И по кустикам, сынок! Вот то-то! — гордо обвел всех глазами Куприянович. — Я, брат, — старый охотник, все знаю. Кабы мне годков полсотни скинуть, я бы пошел в дело…

— А если придется переходить речку или озерко, где надо, чтобы не услышали, — знаете, как итти по воде? — продолжал Коноплев.

— Э, товарищ дорогой, у нас озер и речек много! Под Лепелем тут все скрозь рыбаки, знают, как ходить по воде. Не раз с бреднем таскались. Идешь и ноги суешь по дну вот так, — показал Куприянович.

— Верно, дедушка. Как на лыжах идешь, так надо итти и по воде.

— Ну, на лыжах я, хромой, не ходок! — замотал головой Куприянович.

— Товарищи, а по компасу вы ходить умеете? — быстро спросил Коноплев, оглядывая всех.

Разведчики потупились.

— Как мышь по цимбалам, — ответил за всех Алесь.

— Зачем нам компас, если мы тут до самого Лепеля всё знаем! — сказал один из колхозников.

— А карту читать?

— Слабо ориентируемся, — признался Пашкович.

— Ну так вот, давайте и займемся компасом и картой. Это азбука разведчика, ее надо обязательно всем знать!

Куприянович не стал слушать дальше, шагнул в сторону.

— Антон Куприянович, куда же ты? — окликнул его Алесь.

— Вы молодые, учитесь. А старику зачем компас, если солнце есть? А карта — мне его карта больше голову закрутит! — махнул рукой дед и отошел от разведчиков, которые тесным кольцом окружили лейтенанта Коноплева.

XII

Слух о бесстрашном командире партизан-железнодорожников дяде Косте, который проводил в Орше, на виду у фашистов, дерзкие операции в самом депо, а теперь из лесу бьет оккупантов, катился всё дальше и дальше.

К дяде Косте потянулись одиночки и группы народных мстителей.

Заслонов собирал вокруг себя эти разобщенные силы.

Боевые дела на железнодорожных линиях шли полным ходом.

Чаще всего доставалось фашистским поездам на излюбленном, хорошо изученном заслоновцами перегоне Стайки — Богушевская. Как ни патрулировали оккупанты железную дорогу, партизаны всё-таки ухитрялись минировать ее.

И не раз летели под откос немецкие танки, орудия, автомашины, а с живой силой получалось так, как пелось в партизанской частушке:

Черепа на рукаве, Кресты на груди. Черепа лежат в траве, Где ни погляди!

Заслоновские разведчики зорко следили за передвижениями на железной дороге по всем линиям, идущим из Орши на Витебск, Смоленск, Могилев и Минск.

И особенно наблюдали за линией Витебск — Орша. По ней в мае фашисты перебрасывали громадное количество военной техники и солдат.

Все полученные данные немедленно передавались по рации на «Большую землю».

Заслонов, наконец, добился того, о чем мечтал: в результате постоянных действий на линии Витебск — Орша значительно сократилось движение поездов: фашисты уже боялись ездить ночью, и поезда шли только днем.

— Погодите, голубчики, мы добьемся того, что вы по всем магистралям сможете передвигаться только днем, да и то с опаской! — говорил Заслонов.

Не забывал дядя Костя и фашистские «земские хозяйства». Заслоновцы изымали на мельницах запасы муки и зерна. Несколько раз — по старой памяти — наведывался Заслонов в Межево.

Связные из ближайших к Межеву деревень сообщили Заслонову, что на складах хозяйства фашисты собрали двадцать тонн зерна, награбленного у населения разных деревень. Зерно приготовлялось для снабжения гитлеровской армии.

Заслонов решил захватить эти запасы. Он окружил Межево, выставил на всех дорогах, ведущих к нему, заставы с пулеметами, а сам поехал раздавать зерно крестьянам окрестных деревень: Межево, Шемберево, Мальжонки.

Дядя Костя стоял у амбара, наблюдая, как разбирают добро. В деревнях жили впроголодь, питались одной картошкой, и люди не помнили себя от радости.