Кроме крайних социал-демократических органов, агитация которых в настоящее время в значительной мере ослаблена и подорвана означенной декларацией, вся серьезная печать и широкие общественные круги России стоят на вышеуказанной нашей точке зрения, находящей себе также сочувственный отклик в армии.
Благоволите, не делая официальных заявлений, руководствоваться этими соображениями в Ваших объяснениях и беседах с представителями местной прессы и общественного мнения.
Милюков.
323. Российский поверенный в делах в Париже М. М. Севастопуло министру иностранных дел П. Н. Милюкову
Телеграмма
№ 285. 1/14 апреля 1917 г.
Ссылаюсь на мой № 279.
Под влиянием дружественного воздействия министра иностранных дел большинство газет продолжает воздерживаться от комментариев нашего правительственного воззвания и указанных в нем наших намерений относительно Константинополя и Проливов. Здесь отлично сознают, что установление нормальных условий не может последовать немедленно после столь внезапного и коренного переворота, какой был у нас, и что все, что будет заявляемо ныне, не может иметь окончательного характера.
Севастопуло.
324. Российский поверенный в делах в Лондоне К. Д. Набоков министру иностранных дел П. Н. Милюкову
Телеграмма
№ 259. 4/17 апреля 1917 г.
Ссылаюсь на Вашу телеграмму № 1447.
В связи с телеграммой генерала Гермониуса[811] военному министру о причинах колебаний здешнего правительства и задержек в разрешении нам кредитов и поставок, считаю долгом высказать нижеследующие соображения. Последняя декларация Временного правительства не вполне рассеяла опасения здешнего правительства и печати в том, что совершившийся в России переворот, идейно сблизивший ее с союзниками, в то же время вызвал различие во взглядах на практические последствия победы, которая будет одержана общими силами. Наряду с заявлением о «полном соблюдении обязательств» декларация содержит указание на то, что Россия «не лишит народы их национального достояния и не займет силою иностранной территории». В этом заявлении правительство и печать усматривают отказ от права на Константинополь и иные территориальные приобретения, выговоренные соглашением, и указание на готовность России заключить мир «без аннексий». Между тем, представляется несомненным, что ни Англия, ни Франция, ни Италия не могут принять этого принципа и отказаться от сохранения за собою земель, уже завоеванных или тех, которые они хотят оставить за собою по мирному договору. Я воздерживаюсь от официальных заявлений; в объяснениях же моих с здешними представителями прессы и общественного мнения буду руководствоваться Вашими указаниями; весьма желательно было бы иметь подлинный русский текст декларации. То, что русские левые партии называют Вашим «империализмом», толкуется здесь как подлинно государственная точка зрения на истинные жизненные интересы России. Но я не могу не высказать убеждения, что только вполне определенное заявление правительства о том, что Россия твердо намерена в согласии с союзниками обеспечить безопасность Черного моря и свободный выход через Проливы, — сможет вселить уверенность, что принцип «мира без аннексий» принимается нами не безусловно, поскольку не противоречит нашим жизненным интересам.
Набоков.
325. Российский посол в Париже Д. П. Извольский министру иностранных дел П. Н. Милюкову
Телеграмма
№ 317. 12/25 апреля 1917 г.
Весьма доверительно.
Вчера разговор мой с Рибо коснулся также общего военного[812] и политического положения[813]. На мой вопрос об истинном положении дела на здешнем фронте председатель совета министров с полною откровенностью и видимой грустью ответил, что он лично «наполовину» доволен результатами предпринятого наступления. «Не могу скрыть, — сказал он, — что были сделаны ошибки и что генералу Нивелю ставятся в упрек напрасные и слишком большие потери». Досаднее всего, что печать слишком громко возвестила о начале наступления и вызвала слишком большие надежды, сменившиеся в публике чувством разочарования. Ныне ясно, что настоящее наступление не может дать решительных результатов; оно будет продолжаться прежде всего с целью закрепления взятых позиций: но оно не может привести к окончанию войны, которое будет зависеть не только от материальных, но и от моральных факторов. В этом последнем отношении следует отметить настойчивую агитацию наших противников в пользу мира, что указывает на крайнюю их усталость. В том же направлении происходит агитация и в некоторых здешних кругах — главным образом, газетных, — при этом поочередно указывается на желательность и возможность завести переговоры о мире с Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией. Вопрос об австро-венгерских мирных предложениях[814] обсуждался на совещании в Савойе[815], где было предложено, что пойти навстречу этим предложениям было бы нежелательно и опасно. Почву для мира с Австрией нельзя найти уже потому, что Италия не может допустить никакого умаления своих требований. Я заметил на это, что не вижу возможности и для России найти почву для соглашения с Австрией. Дело о привлечении Болгарии находится всецело в руках русского правительства; он, Рибо, искренно сочувствует этой попытке, но относится скептически к возможности ее успеха[816]. Наконец, Турция, несомненно, проявляет страстное желание мира, но на этом пути препятствием являются данные России обещания касательно Константинополя; Россия недавно еще раз подтвердила свое требование о присоединении Константинополя, и Франция останется безусловно верною своему обещанию. Даже если бы Россия отказалась от Константинополя и если бы Германия обязалась возвратить ей все занятые ею части ее территории, то и это вряд ли подвинуло бы дело мира, ибо после принесенных жертв и беспримерных опустошений, произведенных германцами на французской территории, Франция не могла бы удовлетвориться даже возвращением ей Эльзаса и Лотарингии, а обязана требовать достаточно гарантий для будущего. Все это приводит Рибо к убеждению, что ни ход военных действий на здешнем театре, ни открытие каких бы то ни было мирных переговоров не способны привести в близком будущем к миру. Считаю долгом в заключение оговорить, что длинная беседа (моя) с Рибо носила непринужденный характер и что на вышеизложенные слова, воспроизведенные мною со всею возможною точностью, следует смотреть не как на формальные заявления, а как на отражение общего настроения престарелого французского премьера.
811
Генерал Гермониус во время мировой войны стоял во главе специальной миссии, закупавшей за границей военное снаряжение для русской армии сначала в Японии, а затем в Англии. О причинах «колебаний и задержек» говорит в своих воспоминаниях британский военный агент в Петрограде генерал Нокс, сообщающий, что им в середине марта 1917 г. была отправлена английскому военному ведомству телеграмма с просьбой задержать военное снаряжение, заготовленное для России.
812
Извольский имеет в виду наступление, предпринятое союзным командованием на Западном фронте в апреле 1917 г. (4-е сражение на р. Эн). План его был выработан в общих чертах в ноябре 1916 г. на межсоюзнической конференции в Шантильи. Выполнение его было поручено преемнику маршала Жоффра, генералу Нивелю, выдвинувшемуся при защите Вердена. Генералу Нивелю была поставлена задача: 1) прорвать германский фронт и 2) вынудить противника к эвакуации французской и бельгийской территорий. Наступление, начавшееся 16 апреля 1917 г., сопровождалось крупными жертвами и было прервано до достижения существенных успехов. В качестве причин неудачи указывались с разных сторон: 1) личные ошибки генерала Нивеля, не сумевшего выбрать надлежащий пункт для прорыва, 2) необходимость перестроить план наступления, в связи с контрманевром фельдмаршала Гинденбурга (отход на линию Зигфрида), 3) недоверие к генералу Нивелю армии и кабинета (против плана атаки высказались английский главнокомандующий генерал Дуглас Хэг, Ллойд Джордж, французский военный министр Пэнлевэ и многие французские генералы), 4) несогласованность действий французских и английских войск, 5) общий политический кризис в стране и в армии и 6) пассивность русской армии. Наступление было приостановлено 25 апреля. Через несколько недель генерал Нивель был смещен и заменен генералом Петеном. Следует, однако, заметить, что в общем ходе кампании апрельское наступление сыграло несомненную роль, так как ослабило силу сопротивления германской армии.
813
После неудачи апрельского наступления положение кабинета Рибо, сформированного в марте 1917 г., значительно пошатнулось. В политических кругах стали раздаваться голоса в пользу мира. К этому присоединились беспорядки на заводах и армии, вызванные продовольственным и экономическим кризисом, а также недоверием к верховному командованию.
814
30 марта австрийский министр иностранных дел Чернин в беседе с представителем Fremdenblatt также заявил о желании Австрии вступить в переговоры с Россией. Несколько позднее эти заявления были подтверждены германским и австрийским официозами Norddeutsche Allgemeine Zeitung и Korrespondenz Bureau, указавшими, что в декларации Временного правительства от 27 марта ⁄ 9 апреля 1917 г. и в заявлениях государственных деятелей Австрии и Германии нет особого расхождения во взглядах. Требования австро-германской коалиции были установлены 27 марта специальным соглашением, подписанным в Вене. Эвакуации австро-германскими войсками занятых ими территорий должно было предшествовать восстановление союзниками «status quo ante bellum». Эвакуации вообще не подлежали большая часть Румынии и Польши, отходившие к центральным державам. Любопытно отметить, что Рибо, говоря об австрийских мирных предложениях России, ни словом не упоминает о письме императора Карла к его шурину, принцу Сиксту Бурбонскому, написанном в марте 1917 г. Переданное президенту Пуанкаре 31 марта и сообщенное тогда же Рибо, письмо это содержало в себе следующие предложения: император Карл 1) признавал законность притязаний Франции на Эльзас-Лотарингию; 2) соглашался с точкой зрения союзников в бельгийском вопросе и 3) указывал, что с Сербией и Россией можно добиться соглашения, причем Сербию Австро-Венгрия обещала восстановить в качестве независимого государства и предоставить ей выход к Адриатике. Предложение это, не содержавшее в себе никаких указаний на будущую судьбу румынских и итальянских владений Австро-Венгрии, а также оставлявшее открытым вопрос о Польше, не получило прямого ответа. Опубликование в апреле 1918 г. французским правительством письма императора Карла вызвало отставку Чернина и замену его Бурианом.
815
Совещание в Сен-Жан-де-Мориен (Савойя) 6/19 апреля 1917 г. занималось обсуждением вопросов: 1) греческого, 2) об острове Корфу и 3) малоазиатского. В совещании принимали участие Ллойд Джордж, Рибо, председатель итальянского совета министров Бозелли и Соннино. Решения, принятые на конференции, сводились к следующему: 1) кабинеты заявили о своей незаинтересованности в вопросе об острове Корфу, 2) за французским правительством была признана свобода действия в Греции, причем допускалась возможность свержения короля Константина, и 3) в малоазиатском вопросе, в связи с притязаниями Италии на город Смирну, было указано, что вопрос этот должен быть разрешен сообща четырьмя державами. Кроме того, конференция отвергла косвенные мирные предложения Австро-Венгрии России. Документы о конференции в Савойе приводятся в «Разделе Азиатской Турции».
816
Переговоры между державами Согласия и Болгарией были начаты в январе 1917 г. по инициативе болгарских политических кругов. Они велись одновременно в Скандинавских странах (переговоры российского посланника в Христиании Гулькевича с Ризовым) и в Берне (переговоры Мандельштама с отдельными болгарскими деятелями, приезжавшими в Швейцарию). Державы антигерманской коалиции относились к этим переговорам различно. Россия, к которой обратились со своими мирными предложениями болгары, возлагала на них большие надежды; Англия высказывалась сочувственно; Франция советовала придерживаться большей осторожности; Италия относилась отрицательно. При Временном правительстве переговоры продолжались, но утратили свое значение (исходящие и входящие телеграммы архива Министерства иностранных дел за 1917 г.).