4. Следующие сухопутные силы (по меньшей мере)[85] могут быть использованы немедленно:
* Несколько иной характер имели соображения Китченера к 10 марта (см.: Corbett. Т. II. С. 203). Он определял английские силы в 63 100 человек при 138 орудиях, французские — в 18 000 человек при 40 орудиях, русские — в 47 600 человек при 120 орудиях. Итого 128 700 человек при 298 орудиях, из коих на Англию и Францию приходилось 81 000 человек при 178 орудиях, на Францию и Россию — 65 000 человек при 160 орудиях.
5. Все эти войска могут быть концентрированы в ближайшем соседстве Булаирского перешейка (на Галлиполийском полуострове) к 21 марта, если распоряжения последуют теперь же. Если морские операции к тому времени не приведут к успеху, они могут быть использованы для атаки Галлиполийского полуострова и для обеспечения продвижения флота. Как только Дарданеллы будут открыты, они могут либо: а) оперировать от Константинополя, дабы уничтожить всякие турецкие силы в Европе, либо б) если Болгария последует нашему приглашению занять территорию до линии Энос-Мидия, они смогут пройти через Болгарию на помощь Сербии, либо в) если Болгария всего лишь укрепится в доброжелательном нейтралитете, но Греция вступит в дело, они смогут продвинуться через Салоники на помощь Сербии».
Этот документ, опубликованный у Черчилля, по-видимому, не полностью и, во всяком случае, не отражающий целиком его мысли, дополняется у него же другим еще менее полным, но не менее показательным, выражающим его протест против упорно-уклончивого отношения Китченера к отправке 29-й дивизии и других войск против Дарданелл. «Я вынужден теперь, — писал Черчилль 27/14 февраля (по-видимому, Асквиту и другим названным выше лицам), — запротоколировать мое мнение, что предусмотренные сухопутные силы, то есть две австралазийские дивизии, поддержанные девятью морскими батальонами и французской дивизией, недостаточно значительны для предстоящего им дела и что отсутствие каких-либо британских регулярных войск (то есть все той же 29-й дивизии) подвергнет, если начнется бой, морские батальоны и австралийцев недозволительному риску. Даже если флот будет иметь успех, форсируя без поддержки проход, слабость сухопутных сил может принудить нас потерять значительную часть выгод, которые при иных условиях получились бы»[86].
То, что по обыкновению, по соображениям высшей политики, не договорено в этом отрывке, становится ясным, если принять во внимание, что через два дня после этого выступления Черчилля Венизелос «спонтанно» и руководимый будто бы опасениями, «что Англия найдет нужную ей точку опоры для дарданелльской операции в Болгарии»[87], предложил 1 марта ⁄ 16 февраля отправить к Дарданеллам три греческие дивизии, причем он утверждал, что предложение сделано с согласия короля Константина[88]. «Король был против этого предложения, — рассказывал Венизелос впоследствии, когда дело разбилось. — Я желал иметь с ним другой разговор по этому вопросу и принес с собой третий (после двух ранее нами упомянутых) меморандум[89]. Я просил его позволить мне прочитать его, ибо в нем были изложены полностью все аргументы, которые, по моему мнению, говорили за кооперацию (с Антантой). Я прочитал его. Я видел, что король был охвачен волнением. Волнение, с которым я говорил, было так глубоко, аргументы, к которым я прибегал, были так могущественны, что король, сильно подчинившийся им, сказал мне: „Если так, хорошо, с божьей помощью“. Иначе говоря, он согласился»[90].
Расшифровать внутреннее содержание этой опереточно-трогательной сцены не слишком трудно. Первая бомбардировка дарданелльских, вдобавок внешних и наиболее слабых, фортов дала 19/6 февраля приличные, но мало благоприятные с точки зрения скорых успехов флота результаты[91]. Более благоприятные результаты дали последующие бомбардировки от 25/12 февраля до 2 марта /17 февраля[92]; однако в связи с ними все более выяснялась острая необходимость в поддержке флота десантом. Китченер и английское военное ведомство вообще относились к делу с большой осторожностью и не давали войск для десанта или давали их в недостаточном количестве, а стало быть, снова возник вопрос о таких десантных силах, которые, будучи объективно вполне зависимыми от Англии, могли бы разрешить задачу без пролития драгоценной английской крови.
87
Насколько это не соответствовало действительности, видно из пункта 5 вышеприведенной «оценки положения» Черчилля, что, впрочем, само по себе не исключает возможности, что такой аргумент был применен по отношению к Венизелосу его английскими «официозными» друзьями и советниками.
88
Abbott, с. 28 со ссылкой на дополнительный доклад комиссии английской палаты общин по дарданелльской операции.
89
«Этот меморандум, — замечает Эббот, — никогда не был опубликован и не может быть опубликован и теперь». Не заинтересуются ли им и не опубликуют ли его хотя бы французские исследователи этой эпохи… Возможно, что они найдут и нем интересные и для них вещи… V. J. Seligman, «The Victory of Venizelos». A study of greek politics, 1910–1918. Лондон, 1920. C. 39, сообщает следующие любопытные данные об этом меморандуме, который, и по его словам, «никогда не может быть опубликован». В нем высказывалась мысль, что Англия нисколько не будет недовольна, если «более великая Греция» встанет в Малой Азии поперек дороги русскому наступлению. «Это именно указание — suggestion — король впоследствии довел до сведения царя, дабы дискредитировать в его глазах Венизелоса». Ясно, что этим дискредитировался отнюдь не один только Венизелос, а также и Англия.