Образованное вслед за отставкой Венизелоса новое греческое правительство, с своей стороны, окутало свою политику, при помощи обычной ссылки на угрожающую Грецию от Болгарии опасность, таинственным флером полуобещаний, обусловленных его заботой как о «неприкосновенности нашей (греческой) территории», в частности от нападения Болгарии, так и о защите «прав эллинизма» (см. памятную записку Драгумиса от 14/1 марта).
В Петрограде отнеслись к кабинету Гунариса с полным недоверием, усиленным, между прочим, и дополнительными данными о враждебном отношении его к русским притязаниям на Константинополь[99]: упорство в этом отношении Греции заставляло предполагать, что она рассчитывает не столько на свои силы, сколько на сильную поддержку извне. Недаром новый министр иностранных дел Греции Зографос в первой же беседе с Демидовым (13 марта ⁄ 28 февраля), будто бы «сначала несколько озадаченный» указанием Демидова на исключительность русского положения в Константинополе и Проливах, спросил Демидова, «убежден ли я (Демидов) в сочувствии Англии нашему беспредельному господству в Константинополе и над Проливами и не предвидится ли по этому поводу затруднений со стороны Италии, Румынии и др. государств», а в связи с этим снова возбудил вопрос: «разрешено ли было бы греческим войскам при случае вступить с союзниками в Константинополе?»[100]
Отсюда становится понятной бдительность, с которой следили в России за судьбою островов, расположенных около западного входа в Дарданеллы. Занятие Лемноса англичанами, совершившееся при содействии Венизелоса, уже отдавало в их руки этот остров с прекрасной Мудросской бухтой, но против этого было трудно возражать, хотя бы ввиду важности Лемноса для всей дарданелльской операции (см. телеграмму Демидова от 14/1 марта). Иначе обстояло дело с намерением греческого правительства либо просто объявить об аннексии Имброса и Тенедоса, а также Кастеллорицо и Северного Эпира, — стратегическая важность двух первых из которых была признана еще до войны русскими морскими и военными авторитетами[101] (о таких намерениях сообщал Демидов в телеграмме от 29/16 марта, что тотчас вызвало категорический протест Сазонова 31/18 марта), либо добиться той же цели путем издания декрета об участии в выборах в новую палату депутатов (предшествующая была распущена в связи с отставкой Венизелоса) жителей названных территорий, что, по справедливому мнению представителей держав Антанты, заявленному ими греческому правительству, уже само по себе решит вопрос об аннексии (см. памятную записку французского посольства Сазонову от 3 апреля/ 21 марта). В результате повторных настояний трех представителей (см. телеграмму Демидова от 9 апреля ⁄ 27 марта и Сазонова от 20/7 апреля) греческому правительству пришлось в конце концов пойти на формальные уступки, тем более что на этот раз греческие притязания уже потому не могли встретить сочувствия и в Англии, что аннексия Северного Эпира должна была вызвать неудовольствие Италии, присоединение которой к Антанте представляло больший интерес, чем отношение к ней Греции (см. телеграмму Демидова от 14/1 апреля)[102].
А между тем события в Дарданеллах приняли такой оборот, что вопрос об участии в них Греции снова приобретал для Англии усиленное значение.
9. Неудача у Дарданелл 18/5 марта. Возобновление переговоров с Грецией
После ряда, казалось, многообещавших бомбардировок внешних, а затем и внутренних фортов — первые относятся к периоду времени от 25/12 февраля до 2 марта ⁄ 17 февраля, вторые — ко времени от 2 марта /17 февраля до 12 марта ⁄ 27 февраля — силами союзного англо-французского флота Китченер наконец (уже после отставки Венизелоса) согласился во время заседания Военного совета от 10 марта отправить 29-ю дивизию и другие войска для поддержки операции и принял 12 марта под свое начальство также и морской дивизион, а стало быть, и общую ответственность за сухопутные операции, непосредственное руководство которыми вручалось генералу Гамильтону[103]. Вслед за тем 18/5 марта состоялась долгожданная попытка форсировать линию внутренних фортов силами флота и кончилась неудачей при довольно тяжелых для флота потерях. После этого операции были фактически приостановлены до 25/12 апреля, когда совершилась, при очень тяжелых потерях и с недостаточными силами, высадка английских войск на южной и юго-западной оконечности Галлиполийского полуострова, не давшая серьезных результатов и скоро приведшая и здесь к переходу противников к позиционной войне[104].
99
См. перехваченную шифрованную телеграмму японского посла в Петрограде Мотоно от 19/6 марта о том, что японскому посольству в Риме стало известно о беседе Гунариса с секретарем японской миссии в Афинах, в которой Гунарис заявил, «что Англия и Франция дали свое согласие на то, чтобы Константинополь принадлежал России, и что Греция не может допустить этого».
100
Европейские державы и Греция. № III. С. 6. См. также телеграмму Демидова от 19/6 марта о его разговоре со Стрейтом, назначенным греческим посланником в Константинополь, в котором Стрейт снова «признался», что «предложение интернационализации (Константинополя) встретило бы сочувствие в Греции».
102
В конце концов и при обстановке, изменившейся вследствие русских поражений на австро-германском фронте, «жители островов Имброс и Тенедос, считаемых ими неразрывной частью королевства, избрали депутатов в греческий парламент» (см. телеграмму Демидова Сазонову от 18/5 июня 1915 г.).