Заложенная арка Цирковых ворот.
Об источниках
В этой войне произошло такое множество событий, что перо не в состоянии описать их все, а язык — перечислить.
Падение Константинополя — или взятие Стамбула — стало своего рода вехой в истории Средних веков. Новости распространялись в мусульманском и христианском мире с поразительной быстротой, и жадный интерес к истории помог сохраниться великому множеству рассказов, а потому кажется, что данному событию очень повезло по уникальной степени освещенности. При ближайшем рассмотрении, однако, сумма частей оказывается несколько меньше, чем целое. Число очевидцев совсем невелико, и в основном это христиане. Имена многих из них уже хорошо знакомы читателям этой книги: архиепископ Леонард Хиосский, суровый служитель католической церкви; Никколо Барбаро, судовой врач, который писал наиболее надежно датируемый дневник; Джакомо Тетальди, флорентийский купец; православный русский, Нестор Искандер; Турсун-бей, турецкий чиновник, и еще несколько свидетелей, таких как Георгий Сфрандзи, чьи хроники заставляют поломать голову современных историков. За этими очевидцами следует небольшая группа тех, кто жил вскоре после этих событий и узнал о них из вторых рук — Дука, легкий на перо греческий хронист, чье изложение ярко, ненадежно и полно апокрифических историй, что весьма оживляет повествование, — и другой грек, Критовул, судья с острова Имброс, автор, уникальный в том отношении, что, будучи христианином, он изложил протурецкую версию. (Одна из многих задач, которые он ставил перед своим трудом, состояла в том, чтобы его читали «все западные народы», в том числе и населяющие Британские острова.) Последующие века явили нам множество различных версий с обеих сторон. Некоторые представляют собой простой пересказ, другие добавляют слухи, утраченную устную традицию, легенды, а также утверждения христианской и турецкой пропаганды, в результате чего получается крепкая смесь не поддающихся проверке сведений. Таков набор повествований, на основе которых написана эта книга.
Многие из трудностей, возникающих при работе с данными источниками, свойственны истории как таковой, в особенности истории донаучного периода. Свидетели осады весьма склонны к значительным округлениям, когда речь идет о численности армий или потерях сторон, датах и временных отрезках, пользуются приводящими в отчаяние местными системами мер и весов и сильно преувеличивают то, что услышали от других. Хронологическая последовательность событий представляет собой некую условность, а разграничение фактов, выдумок и мифов оказывается серьезной проблемой. Религиозные предрассудки так тесно переплетаются с событиями, что в рассказ о взятии Константинополя люди верят как и в произошедшее в действительности. И, конечно, представления об объективном повествовании всему этому совершенно чужды.
У каждого автора есть свои цели и мотивы в отношении излагаемой им версии, и потому необходимо проявлять осторожность, имея дело с утверждениями и особыми интересами каждого из них. Суждения обычно обусловлены религией, национальностью и мировоззрением. Венецианцы, разумеется, будут расхваливать бесстрашие своих моряков и поносить за предательство генуэзцев — и наоборот. Итальянцы будут обвинять греков в трусости, лености и глупости. Католики и православные станут бросать друг другу тяжкие упреки в ответственности за возникновение схизмы. У христиан поиск объяснения (теологического или светского характера) причин падения Города ставится во главу угла, и страницы их трудов пестрят словами осуждения. И, конечно, все христианские авторы привычно посылают проклятия в адрес кровожадного Мехмеда — за исключением Критовула, всячески старающегося угодить султану. Турки, естественно, позволяют себе аналогичные выпады в адрес христиан.