Совершенно иной характер, чем в сочинениях хронистов, носит рассказ о восстании в произведении современника событий, главного историографа эпохи Юстиниана Прокопия Кесарийского [35, т. I, А, I, 24]. Меньше всего он заботится о том, чтобы скрупулезно и последовательно изложить факты этих нескольких грозных для Константинополя дней. Его задача иная - дать цельное, яркое изображение разразившегося в столице мятежа. Под талантливым пером историка события восстания как бы обретают вторую жизнь, сохраняя свою силу и значительность. Намеренно освободив свой рассказ от ряда подробностей, он сделал более выпуклой и впечатляющей общую картину движения.
По словам Прокопия, восстание возникло случайно, без всякой причины - ?? ??? ???????????? [35, т. I, А, I, 24, I]. Он рисует полные уничтожающей критики портреты властей предержащих - префекта претория Востока Иоанна Каппадокийского и квестора Трибониана, как бы невольно указывая на причину (или хотя бы на одну из причин) восстания. Но историк тут же подчеркивает, что, пока не начался описываемый им грандиозный бунт, никто и не вспоминал о том, что они давно "наносят вред государству" [35, т. ?, ?, I, 24, 17]. Прокопия словно раздражает то, что люди так долго терпели злоупотребления Иоанна и Трибониана.
Симпатии Прокопия не на стороне восставшего народа, "этой черни, все любящей делать в спешке" [35, т. I, А, I, 24, 31], поступкам которой он не находит никаких оправданий, однако и не на стороне Юстиниана. Все они безоговорочно отданы представителям сенаторской знати, олицетворением которой Прокопий считает сенатора Оригена, чей образ действий вызывает у автора нескрываемое восхищение [35, т. I, А, 1,24, 26-31]. И если ныне мы можем с достаточной долей вероятности охарактеризовать роль сенаторов в восстании Ника, то этим мы в значительной степени обязаны Прокопию Кесарийскому с его пристрастным отношением к сенаторскому сословию. Прокопий - единственный автор, более или менее конкретно рассказавший об участии сенаторов, в восстании, хотя ему и пришлось тем самым открыто заявить в сочинении, предназначенном для публикации при жизни Юстиниана, о враждебном отношении к императору значительного числа сенаторской знати, проявившемся в январе 532 г.
В отличие от хронистов, изображавших события, происходившие на ипподроме, площадях и улицах города, Прокопий поведал читателю и о том, что творилось в это время во дворце, рассказал о панике, царившей в императорской резиденции, о колебаниях Юстиниана, о полной отваги речи императрицы Феодоры [35, т. I, А, I, 24, 32-38].
Рассказ Прокопия о восстании Ника - это повествование о нем с совершенно иных позиций, нежели у хронистов, которые, в сущности, излагали историю восстания, с точки зрения "человека улицы"; описание Прокопия - это рассказ человека, хорошо осведомленного о событиях во дворце и выражавшего интересы сенаторской знати.
Два других автора VI в.: один - представитель имперской чиновной администрации Иоанн Лид, другой - неизвестный сирийский монах, условно именуемый Псевдо-Захария, давая две различные краткие версии восстания Ника, согласны в одном - в том, что причиной его послужили злоупотребления Иоанна Каппадокийского [25, III, 70-71; 46, IX, 14]. Иоанна Лида в самом восстании больше всего занимают пожары различных зданий и сооружений, к истории создания которых он проявляет особый интерес. Также в связи с грандиозными пожарами, охватившими Константинополь в январе 532 г., рассказал о восстании Ника автор XI в. Георгий Кедрин [24, с. 647-648].
Латиноязычный хронист VI в. Марцеллин Комит привел в своем небольшом рассказе о восстании Ника его официальную версию, преподносившую это широкое народное движение как династический заговор [31, с. 103]. Примечательно, однако, упоминание автора об участии в нем значительного количества представителей знати [31, с. 103].
Церковный историк VI в. Евагрий ограничился тем, что дал сокращенную версию Прокопия о восстании [21, IV, 13].
Небольшой рассказ о восстании Ника есть и в "Excerpta de insidiis" императора Константина Багрянородного [22, с. 172]. По мнению Дж. Бери, этот отрывок восходит к "Хронографии" Иоанна Малалы [149, с. 96-98]. Однако при чтении пассажа Константина Багрянородного бросаются в глаза следующие обстоятельства: некоторые факты у него изложены ближе к рассказу Прокопия, нежели Иоанна Малалы (сцена разгрома восстания, количество погибших в восстании и т. д.), а некоторые словосочетания удивительным образом напоминают текст "Хроники" Георгия Амартола, например:
у Константина Багрянородного у Георгия Амортола
[22, с. 172]: [24а, с. 628-629]:
??????? ??? ? ????? ???????
???? ? ????? ??? ????????? ?? ????????? ???????
?????????????? ??????? ??? ??????
??? ?????? ??????? ??? ??????? ??? ???????
?????? ?? ?? ???????????? ??? ?????? ??? ??????
????? ???????? ??? ?? ?? ????? ??????????
По всей видимости, автор "Эксцерптов", взяв за основу текст "Хронографии" Иоанна Малалы, использовал при описании восстания и другие известные ему исторические сочинения.
Весьма существенное место отведено восстанию Ника в "Сокращенной истории" Иоанна Зонары (первая половина XII в.) [28 с. 152-156]. Правление Юстиниана (в котором он, по всей вероятности, видит известную аналогию с правлением Алексея I Комнина) описано Иоанном Зонарой весьма тенденциозно. Его главным руководством явилась в данном случае "Тайная история" Прокопия.
Повествование Иоанна Зонары о восстании Ника занимает промежуточное место между рассказом Прокопия и изложением хронистов (Иоанна Малалы, автора "Пасхальной хроники", Феофана). С сочинениями последних "Сокращенную историю" Иоанна Зонары сближает фактический материал, с рассказом Прокопия - стремление дать живые картины восстания. Но если у Прокопия красочность изложения сочетается с исторической достоверностью, то Иоанн Зонара прибегает и к искажению фактов. Для своего описания он создал схему, которая не вполне соответствует реальным событиям. По словам Иоанна Зонары, начавшееся в столице волнение Юстиниан пытался подавить двумя способами: вооруженной силой варваров-наемников и уговорами - клятвой, данной им народу на ипподроме 18 января [28, с. 153, 155]. В действительности же все было значительно сложнее. Схематично описал Иоанн Зонара и пожары, объединив их все в один [28, с. 154-155].
Но, пожалуй, более всего его рассказ отличается от других источников тем, что автор его откровенно становится на сторону восставших константинопольцев, возмущенных тем, что император призвал против них "мойру варваров" [28, с. 153-154]. Сражение между варварами-наемниками и горожанами поставлено у Иоанна Зонары в центр повествования. В его изложении, именно из-за поведения варваров мятеж принял столь грандиозные размеры. Иоанн Зонара винит их и в разыгравшемся пожаре [28, с. 154], от которого погибли "красота и блеск города" [28, с. 152]. Изложение Иоанна Зонары интересно главным образом тем, что оно показывает, как народное движение эпохи Юстиниана было переосмыслено в духе своего времени хронистом эпохи Комнинов.
Подводя итог характеристике свидетельств источников относительно восстания Ника, можно сказать следующее. Хотя данные историков и хронистов об этом событии (порой противоречивые, но в то же время и дополняющие друг друга) дают возможность с той или иной степенью достоверности представить себе ход восстания и состав его участников, их явно недостаточно, чтобы выявить с необходимой полнотой причины восстания и мотивы, побудившие различные слои константинопольского населения принять в нем участие. Свести причины этого широкого народного движения лишь к злоупотреблениям Иоанна Каппадокийского было бы явным упрощением хотя бы потому, что после его смещения на второй день восстания оно, разгоревшись вновь, бушевало еще целых пять дней. Наконец, указанные выше свидетельства источников не позволяют изучить последствия восстания Ника и его место среди других народных движений VI в.