Ирина! Разве он забыл ее? Нет, неправда! Он старался, он хотел это сделать, он знал, что так нужно, но не смог!
Во всем виноват Михайлов — это он так живо вновь напомнил о ней. И хорошо, что он ничего не передал с ним. Так будет лучше, так будет правильнее — не нужно ни лишних переживаний, ни слез…
Распаляемый этими мыслями, Евсеев все время ускорял шаги. Так незаметно для себя он вновь пришел к Графской пристани, где его должен был ожидать катер. Катер действительно стоял у пристани. Евсеев быстро сбежал по ступенькам вниз.
— Заводи мотор! — крикнул главстаршина Юрезанский, еще издали увидев капитана 3 ранга, и, когда тот ступил на борт, катер уже глухо содрогал палубу застоявшимся двигателем.
— Отваливай! — приказал Евсеев.
Медленно описав полуокружность, катер взял курс на равелин. Евсеев внимательно всматривался в обрывистые берега Северной стороны. Там, казалось, все было спокойно, только нервирующе близко, где-то за Братским кладбищем, раздавалась автоматная и пулеметная стрельба. К ней, затаив дыхание, прислушивались все его спутники — не верилось, что бой может идти так близко от Севастополя.
Моторист прибавил обороты, и смена монотонного, уже надоевшего ритма мотора подействовала на людей ободряюще. Быстро прошли мимо Михайловского равелина, над крышей которого торчали стволы зенитных орудий. Правее, на ровной площадке обрыва из желтого ракушечника, спешно строилась пехотная часть.
Евсеев вглядывался, стараясь уловить нервозность и суетливость в поведении, но нет — пехотинцы строились быстро и без излишней суеты.
Когда катер проходил мимо, они уже застыли в ровных напряженных шеренгах. Стоя перед ними, командир что-то читал с листка. Слов не было слышно, только пойманной бабочкой трепетал на ветру зажатый его пальцами белый квадратик бумаги.
Евсеев посмотрел вперед: бисерной ниткой лежали боны, преграждающие вход в бухту. Они тянулись наискосок, от городского берега и до оконечности Северной стороны, где массивной каменной подковой, зияя древними бойницами, таинственный и суровый стоял Константиновский равелин. Сам не зная почему, Евсеев попытался вспомнить историю его возникновения, но из всего когда-то слышанного в памяти сохранилось, что заложен он был еще Суворовым на берегу Ахтиарской бухты в тысяча семьсот каком-то году (в каком, Евсеев вспомнить не мог) для защиты бухты и города от пиратских набегов. Был он массивен и грозен, имел два ряда бойниц и около сотни пушек. Но все это было когда-то. Теперь равелин стал приземистее, будто и камни чувствовали старость, а в бойницах, в полутемноте и влаге, словно зеленый плюш, стлался по камням короткий, будто остриженный под машинку, мох. Уже давно не видели эти бойницы пушек, да и сам равелин, потеряв прежнее значение, стал обыкновенным рейдовым постом наблюдения и связи. Сейчас там находилось несколько десятков человек из команды охраны рейда.
Потом Евсеев вспомнил, что работы по обороне равелина еще далеки от конца. С этим нужно было немедленно поспешить. Обстановка не допускала ни минуты промедления. Евсеев нетерпеливо сказал мотористу:
— Давай самый полный!
Мотор взревел, застучал в днище частыми ударами. Катер закачался на собственной волне. Стала быстро надвигаться небольшая деревянная пристань. Увидев катер, стирающий на ней краснофлотец подхватил мокрое белье и побежал в сторону равелина.
— Гусев! — усмехнулся Юрезанский. — Никак не может к порядку привыкнуть. Все в строю, а он, видите, за стирку взялся.
«Об этом следует сегодня поговорить! — отметил про себя Евсеев. — Сейчас железная дисциплина нужна как никогда».
— А почему вы думаете, что все в строю? — спросил он заинтересованно Юрезанского: с пристани ничего не было видно, кроме части стены равелина и отвесных берегов.
— Предполагаю, товарищ капитан третьего ранга! Слышал, как большой сбор играли.
— Разве? — сказал Евсеев, мысленно хваля старшину за наблюдательность. Сам он, поглощенный мыслями, не обратил на сигнал внимания, а может быть, даже не услышал его.
Между тем катер подошел к пристани и, слегка стукнувшись о нее бортом и вспенив на заднем ходу воду, застыл на месте. Все подождали, пока на берег сойдет Евсеев (по званию и должности он был самым старшим).
Как только Евсеев ступил на землю Северной стороны, мысли его вновь вернулись к полученному приказу. Но странное дело, то возбужденно-нервное состояние, которое он испытывал и у командующего и пока шел по городу к пристани, здесь, на Северной, исчезло почти без следа. Здесь он был дома, в своей части, среди своих бойцов, и, кроме того, привычный вид равелина, обрывистых берегов, поросших выгоревшей травой, до мелочей знакомой пыльной дороги — все это настраивало на старый, обычный ход жизни, будто ничего и не случилось и он вернулся не от простившегося с ним навсегда командующего, а просто из обыкновенной поездки в город. Он вздохнул широко, всей грудью, как вздыхает уставший человек, достигая своего пристанища, и медленно обвел все взглядом. И первое, что ему бросилось в глаза, были неоконченные окопы вокруг равелина.