- Не дашь муштулука, не скажу, - твердил тот. Парниса подошла к Кербалай-Мамедали и, взяв его за ру-ки, стала просить:
- Скажи, ради аллаха, в чем дело? Но Кербалай-Мамедали не уступал:
- Клянусь аллахом, не скажу без муштулука.
- Хорошо! Муштулук за мной, только скажи, в чем дело? Тогда Кербалай-Мамедали торжественно объявил:
- У нас в Иране дали конституцию!
Парниса застыла в недоумении.
- Что дали? - спросила она.
- Конституцию... Неужели ты до сих пор не знаешь, что это такое?
Парниса подумала немного и спросила с удивлением:
- А что такое конституция?
Кербалай-Мамедали отвел ее руки и, отвернувшись, недо-вольно сказал:
- Ну, вот... Как мне это объяснить тебе? Всему миру из-вестно, что Ирану дали конституцию. Даже уличные маль-чишки знают об этом... Сегодня консул вызывал в мечеть всех амшари - иранских подданных. Там молились за шаха, что даровал Ирану конституцию. Я тоже был в мечети. Народу собралось столько, что иголке негде было упасть. Там был и Кербалай-Гусейнгулу. Все земляки радовались. Ведь до сих пор мы, иранские подданные, не видели светлого дня, изнывали в чернорабочих. В России, посмотри, совсем нет чернорабочих из русских, все чернорабочие - бедняки из Ирана. Теперь, Пар-ниса, даст аллах, у нас будет много денег. Ты все приставала, чтобы я купил тебе архалук из русского бархата. Теперь уж обязательно куплю. Ты сама видела, что денег не хватало. Но теперь, даст аллах, денег будет вдоволь. Все мои земляки, Кебле-Имамали, Кебле-Новруз, Гасымали, Орудж, Мешади-Байрам, так радовались, шапки вверх готовы были бросать. Говорят, завтра консул соберет всех наших и начнет раздавать конституцию. Ай джан, ай джан! Да здравствует наш падишах! Ай джан!
И Кербалай-Мамедали пустился в пляс, щелкая пальцами.
Парниса, радостная и счастливая, подошла к мужу и снова взяла его за руки.
На следующий день, под вечер, Кербалай-Мамедали вернул-ся домой мрачный и разочарованно сказал жене:
- Консул ничего нам не дал. Сказал, что нашу долю кон-ституции мы должны получить на родине, в Иране.
Парниса нахмурила брови и, помолчав, недоверчиво сказала
- Врешь!
- Пусть будет проклят мой отец, если я вру, - начал уве-рять жену Кербалай-Мамедали. - Консул ничего нам не дал.
- Врешь, не может быть.
- Клянусь аллахом, ничего не дал...
- Конечно, не даст! Такое уж у меня счастье!.. Здесь не да-ют ничего, чтобы все досталось твоей жене в Иране, этой ста-рой карге. Такое уж у меня счастье!..
Посетовав на свою судьбу, Парниса сурово заявила:
- Слышишь, Кербалай-Мамедали, я ничего не хочу знать. Раз я твоя жена, хоть сдохни, а содержи меня... Два месяца я прошу у тебя бархатный архалук, ты все отнекиваешься-денег мол, нет. А теперь рассказываешь, что консул ничего не дал, а дадут в Иране. Я не потерплю, чтобы мою долю получила и слопала твоя старая ведьма. Или сейчас же пошли письмо, что-бы твою долю старой карге не выдавали, а выслали сюда, тебе, или я не знаю, что сделаю с тобой!
Кербалай-Мамедали начал уговаривать жену:
- Ради аллаха, жена, не говори глупостей! Что бы ни раз-давали на родине, мою долю выдадут матери, а она пришлет сюда. Валлах, пришлет. Мать очень меня любит. Не беспокойся, ничего не пропадет. Давай лучше ужинать.
Парниса подала мужу ужин, но сама села поодаль в угол и не стала есть.
Пришлось Кербалай-Мамедали уступить и поклясться, что завтра же пошлет на родину письмо, чтобы его долю консти-туции прислали сюда.
Только тогда Парниса немного успокоилась.
Рано утром Кербалай-Мамедали вышел на улицу в нереши-тельности. Как быть? С одной стороны, он очень боялся Парнисы, хотя и сам не знал почему, а с другой стороны, боялся Тукезбан, жены, что осталась в Иране. Не дай аллах, если она, получив письмо, догадается, что муж просит свою долю для новой жены.
Кербалай-Мамедали тщательно скрывал, что женился вто-рично. Когда он уезжал из Ирана, братья жены предупрежда-ли, что, если он женится на чужбине, они приедут туда и ра-зобьют ему голову. А Тукезбан поклялась приехать из Ирана босиком, с непокрытой головой и вырвать волосы своей сопер-нице.
Раздумывая обо всем этом, Кербалай-Мамедали дошел до мечети. Как раз в это время Мешади-Молла-Гасан кончил пись-мо для Уста-Джафара из Тебриза. Оно было такого содер-жания:
"Во-первых... приветы и поклоны... во-вторых... аминь, все-вышний аллах... Дорогая матушка! Хотя прошло много времени с тех пор, как я приехал на чужбину и тут работаю, но никог-да не забываю тебя. Милая матушка! Не обижайся, что я не посылаю денег. Все хочу послать, да не удается: если бы ты знала, как дорога здесь жизнь. Раньше, когда я жил один и расходов было меньше, я мог время от времени посылать тебе несколько рублей... Но сказано в Коране нехорошо правовер-ному жить одиноким. Поэтому я, по воле аллаха и согласно разъяснению моллы, что не подобает мусульманину жить без жены, прости меня за такое выражение... я, с соизволения ал-лаха и в согласии с шариатом, женился браком сийга, извини за такое слово. Конечно, жена есть жена, требует лишних рас-ходов. И вот все, что я зарабатываю, уходит на нашу жизнь, и ничего не остается, чтобы прислать тебе. Поцелуй за меня мо-его мальчика и передай привет всем родственникам".
Мешади-Молла-Гасан только что кончил писать, когда по-дошел Кербалай-Мамедали и, приветствовав моллу, сказал:
- Дядя молла! Напиши и для меня письмо.
- Баш уста! - ответил Мешади-Молла-Гасан и, обраща-ясь к Уста-Джафару, сказал:
- Возьми перо, подпиши.
- Пусть пока сохнет, я схожу за конвертом, потом подпи-шу, - ответил Уста-Джафар и ушел.
Кербалай-Мамедали присел на корточки перед Мешади-Молла-Гасаном. Тот положил письмо, написанное для Уста-Джафара, на солнышко, вынул из книги листок бумаги и, про-тянув к Кербалай-Мамедали правую руку, сказал:
- А ну, покажи, с чем ты пришел?
Кербалай-Мамедали не спеша полез в карман, вынул три монеты по копейке и положил перед моллой. Тот поднес деньги к глазам, поглядел, потом опустил их в карман и, подняв левое колено, положил на него бумагу. Петом, обмакнув перо, начал писать: "Во-первых... приветы и поклоны... во-вторых... аминь, всевышний аллах!"
- Говори, что писать? - обратился он к Кербалай-Маме-дали.
Тот тихо кашлянул в кулак.
- Дядя молла! Только пусть между нами... - начал он. Мешади-Молла-Гасан собирался уже писать, но Кербалай-Мамедали схватил его за руку.
- Нет, нет, не пиши! Пока слушай.
Молла отнял перо от бумаги и стал слушать.
- Напиши, - сказал Кербалай-Мамедали, - напиши: "Дорогая мать! Говорят, Ирану дали конституцию..."
"Дорогая мать! Ирану дали конституцию..." - написал мол-ла.
- Пиши, - продолжал Кербалай-Мамедали: "Вчера кон-сул объявил нам, что нашу долю выдадут на родине, в Иране". Мешади-Молла-Гасан написал и это.
- Пиши: "Матушка, мне ничего не надо, но..." Как бы это написать, дядя молла? Совестно признаться тебе, но, видишь ли, наша домашняя, прости за такое слово...
Мешади-Молла-Гасан хотел продолжать писать, но Керба-лай-Мамедали снова остановил его, говоря:
- Не пиши! Заклинаю тебя святыми, не пиши! Как бы чего лишнего не написать... Не губи меня, дядя молла, умоляю тебя!
Мешади-Молла-Гасан отложил перо и стал слушать.
- Пиши, - опять начал диктовать Кербалай-Мамедали: "...то, что придется на мою долю, пришли сюда..."
Мешади-Молла-Гасан написал.
Кербалай-Мамедали, подумав, продолжал:
"Хотя я и не знаю, сколько придется на мою долю, но, если даже будет немного, все равно пришли". Говоря по правде, дядя молла, я бы никогда не заговорил об этом, но разве мож-но переспорить женщину?
Мешади-Молла-Гасан взялся было за перо, но Кербалай-Мамедали опять его удержал:
- Умоляю тебя, что ты делаешь? Не пиши о женщине ни слова! А то вдруг напишешь, что я женился, потом не оберешь-ся беды. Напиши только, чтобы мою долю выслали сюда, и все...
Мешади-Молла-Гасан написал.
Кербалай-Мамедали стал диктовать конец письма:
"Поцелуй за меня нашего мальчика. И как поживает наша домашняя, извини за такие слова, и еще посылаю низкий пок-лон всем родственникам и соседям". Напиши все это и кончай.