– Научатся ли в когда-нибудь в будущем российские рок-музыканты играть на присущих жанру музыкальных инструментах и писать мало-мальски приемлемые стихи?
– А когда изобретут самозарождающийся коньяк, будет ли принят закон, ограничивающий его самозарождение физическими лицами в домашних условиях?
– Если гомосеки вымрут, то кто будет сниматься в кино?
– Присоветуй: скупать доллары, юани или советские рубли?
– Можно ли при помощи миелофона отучить кота ссать на обувь в прихожей?
– С развитием технологий – станут ли порнофильмы осязаемы?
И так далее…
Алиса (извините, Маша, разумеется!) уже неоднократно пыталась сменить имидж, дабы избавиться от бремени своего популярного прототипа: она отращивала длинные волосы, переставала одеваться в советскую школьную форму, неделями не разговаривала на выдуманном дельфиньем языке, но всё тщетно… Как только начинала чувствовать потерю интереса к своей персоне, она тотчас возвращалась к образу героини всеми любимого советского кинофильма, мучаясь доминантой Алисы Селезнёвой и отсутствием собственной личности. Машу подкупало количество поклонников среди мужчин (а иногда и женщин) в диапазоне от десяти до семидесяти лет с беспрекословным их ей подчинением (при виде визуализированной мечты своих самых тайных эротических переживаний они теряли способность постигать разницу между кинопостановкой по мотивам повести Кира Булычёва и реальным миром).
Конечно же, хотела она повстречать человека, который полюбил бы не образ Алисы, а именно её, Машу Кошкину, поэтому время от времени и редактировала всеми доступными способами внешность… Ирония заключалась в том, что, лишая внешний свой вид канонизированного образа Алисы, она полностью теряла и уже ставшее привычным общественное внимание, ибо ничем примечательным её натуральный внутренний мир не обладал…
Мы не берёмся предполагать, до чего довело бы Машу вынужденное раздвоение личности. Но случилось нечто из ряда вон: на нашу с вами планету высадились самые настоящие космические пираты и начали устраивать свои пиратские непотребства, перевоплощаясь в приличных граждан и оперируя имеющимися в их боевом арсенале бластерами. И когда стало понятно, что ни полицаи, ни армии, ни даже духовенство передовых государств не в силах противостоять внеземной угрозе, представитель ООН позвонил Маше прямо на телевизор во время просмотра ею познавательной передачи про кенгуру.
– Здравствуйте, Алиса, – поздоровалось появившееся на экране лицо незнакомого негра.
Маша удивилась немного, но сочла увиденное психической аномалией, вызванной некачественным вином.
– Алиса? – повторил негр. – Это не розыгрыш и не отзвуки приближающегося маразма. Я действительно сейчас разговариваю с вами по спецсвязи из штаба Ассамблеи. Меня зовут Дэн Дэн. Не удивляйтесь, мои родители Стив и Маргарет Дэн решили назвать меня Дэном – на их взгляд, это было смешно.
– Охуеть! – молча воскликнула Маша и, подойдя к телевизору, вытащила питающий его электричеством шнур из розетки. Однако ничего не изменилось в плане стабильной работы любимого с детства лампового устройства, а Дэн Дэн нетерпеливо посмотрел на часы на своей негритянской руке и произнёс:
– Буду краток, потому что некогда – космические пираты уже насилуют Эйфелеву башню. Мы знаем о вашем присутствии в настоящем времени благодаря усилиям сводной дружины агентов цивилизованных стран и каких-то корейцев (я всегда путаю северян и южан, ничего не понимая в их мимике и взаимных претензиях). Просим, приложив несомненные свои боевые навыки, уничтожить в кратчайшие сроки инопланетных захватчиков, зане здоровье и целостность нашего мира напрямую определит и то Будущее, из которого прибыли вы.
– Должна вам признаться, – справившись с неловкостью ситуации, сообщила телевизору Маша, – что никакая я не Алиса Селезнёва! А Маша. И сейчас вы мешаете моему просмотру телепередачи про одно забавное австралийское животное с карманом на пузе. Французов, кстати, я с детства терпеть не могу, поскольку ни Пьера Ришара, ни Алена Делона в действительности не существует, а только выходцы из Африки, подобные вам, дегустируют тамошнее божоле на Монмартре под вопли о гендерном равенстве, – поэтому на вашу башню мне насрать! – позоря манерой устной речи усреднённого российского обывателя перед некоренным европейцем, сообщила она собеседнику.
– Тогда одолжите миелофон, – не смутившись отказом, попросил Дэн Дэн.
– Самой мало, – утомившись столь долгим диалогом, объявила Маша и накрыла телевизор покрывалом. Приглушённый голос упрекнул: