Все эти заботы, а ведь работу на заводе тоже никто не отменял, да и кружок радиотехники я тоже посещал, так заняли меня, что я почти выпал из жизни не только нашего барака, но и даже нашей семьи. Поэтому заявление отца о том, что мы переезжаем, стало для меня полной неожиданностью.
Глава 7
Осень-зима 1920 года
— Ну вот, теперь заживем… — с гордостью и радостным предвкушением в голосе сказал отец, заходя в комнату.
Я зашел следом и отступил чуть в сторону, чтобы дать пройти маме. После чего осмотрелся. А ничего так. Комната где-то четыре на пять метров с одним большим окном напротив входа. В высоту так метра три будет — и все это раньше принадлежало то ли мелким дворянам рухнувшей империи, то ли даже просто обычным купцам.
Да, теперь мы из барака переехали в комнату. Причем я с удивлением узнал, что это во многом моя заслуга! Игра «герои» настолько пришлась ко двору, что новости о ней попали в главную газету страны — «Известия». А когда ее редактор, Юрий Михайлович Стеклов, узнал, кто придумал игру, то захотел взять у меня интервью. Чтобы показать на всю страну, как обычный мальчишка, сын рабочего, способен показать себя при новом коммунистическом режиме. Правда первое, что он выяснил — мое место жительство, и оно ему не понравилось. «Картинка» для статьи выходила не очень. Вот и дали отцу ордер вроде как на его имя от завода, а по факту — через Стеклова.
Сама квартира была трехкомнатной, и кроме нас сюда заселялось еще две семьи. Я когда это узнал, прямо спросил отца — а почему нам полностью свою квартиру не дают, а только комнату? Пусть бы и поменьше она была, зато ванну с кухней и туалетом ни с кем делить не пришлось.
— Ты, Сергуня, это прекращай, — нахмурился тогда отец. — Мы не кулаки какие-то, чтобы свою квартиру иметь, когда другим жить негде.
— И что? Теперь даже помечтать о своей квартире нельзя? — не понял я его мыслей.
— Ну почему? — смягчился отец. — Помечтать можно. И будет у нас когда-нибудь своя квартира. Но только тогда, когда всех из бараков переселим. А то вот Ивана-то помнишь, с нами в цеху работает?
— Конечно.
— Вот он вообще в подвале живет! Лишь сейчас на наше место в бараке переедет. А ты про квартиру свою говоришь… — покачал батя головой укоризненно.
Но даже своя комната — это оказалось гораздо лучше, чем отгороженные койки в бараке. Ее хоть запереть можно и не боятся, что кто-то в твоих вещах рыться будет. Да и просто чувство уединения какое-то появилось. Только сейчас понял, насколько мне его не хватало. Когда можно просто посидеть одному, глядя в окно, и никто тебя не трогает. Не пялится с соседней койки. Правда, до полного уединения далеко… И дело даже не в родителях, а в соседях по квартире.
— */-!!! — приглушенный женский ор был не разборчив и мне противен.
— Да ты /№-*!!! — мужской мат в ответ я хотя бы понимал, но приятнее он от этого не становился.
В течение примерно пяти или десяти минут соседи орали друг на друга после чего…
— Бум-бум, бум-бум, бум-бум, — ор прекращался и наступала очередь ритмичных очень характерных стуков.
Мда. «Веселые» соседи нам достались. Молодая пара с ребенком — девочкой примерно моего возраста. Правда как я узнал гораздо позже, несмотря на молодость хлебнуть лиха им уже пришлось. Сами из деревни, подались в город от голода и подальше от «продразверстки». Как им комната досталась — для меня загадка, ответа на которую я так и не узнал. Да и кроме дочки у них уже двое детей рождались, но умерли, не дожив и до года. Дочку у них звали Катя, и она оказалась еще той занозой. Хоть и словоохотливой. Большинство информации о соседях я узнал от нее. Но она так и норовила меня поддеть. А началось все с пустяка.
За коммуналку с 1919 года никто не платил и подача воды, как и выдача дров для обогрева здания, была нормированной. Но Катя об этом не знала и, не думая, потратила не только дневную норму воды для своей семьи, но и нашу. Расплата наступила быстро. Буквально тем же вечером мой батя пошел к соседям на разборки. Игорь, отец Кати, молча выслушал претензию, после чего недолго думая снял ремень и отходил малолетнюю транжиру. Рев стоял на всю квартиру. И почему-то после этого Катя всерьез обиделась не на моего батю, или своего отца, а на меня. После чего пройти мне мимо нее, не получив какую-нибудь словесную колкость стало просто невозможно.
Интервью со Стекловым все же состоялось. Это добавило уважения от соседей и еще больше прибавило неприязни ко мне от Кати. Чтобы хоть как-то помириться с девчонкой, я решил сводить ее до булочной, заодно и поговорить там серьезно. А то надоели ее подначки да попытки мне насолить — иногда в прямом смысле слова, насыпав в тарелку побольше соли, кухня то одна. Вот тут я узнал страшное…