— Еще и хулу возводит на честных людей, — поддакнула ему вдова Фроська. — Яника белым называл, помните?
Взрослые тут же стали припоминать все мои «грехи» и грешки моих товарищей. Отец с каждым словом становился лишь мрачнее и уже потянулся за ремнем. Я понял, что если ничего не скажу в свою защиту — быть мне прилюдно поротым. Вон, мои товарищи похоже даже смирились с этим. Ванька уже и к штанам потянулся, чтобы их стянуть. Мишка насупился и сжал кулаки. Димка смотрел в пол, не решаясь поднять взгляда.
— А за что я должен его уважать? — вклинился мой голос в людской гомон.
На меня тут же посмотрел так, словно перед ними немой заговорил. Как же! Пацан смеет что-то возражать! Отец еще быстрее потянулся к ремню, но меня уже было не остановить.
— Он же татем растет! Вы хоть спрашивали, как он в том переулке оказался? Да он у Димки значок хотел забрать! Между прочим — не простой, а с красной звездой, которую ему дядька дал, когда проездом в городе был. Со своей пилотки лично снял и Димке вручил. А Яник забрать себе решил!
Вот тут уже все посмотрели на Яника.
— Да врет он все! — гнусаво выкрикнул подросток.
— Да? А как ты тогда в переулке оказался?
— Да я… — растерялся Яник. — Да мне Димка сказал, что ты там на дереве застрял, вот! — нашелся с ответом он.
Тут уже все снова посмотрели на меня.
— Так ты же не в первый раз чужое отнимаешь! Может посмотрим, что у тебя дома припрятано? Или где ты хранишь гильзу, которую у Ваньки забрал? А как ты пирожок у Мишки отобрал на той неделе не только мы, но и девчонки с соседней улицы видели! А тогда ты меня как избил? Чуть не помер я! Если бы не дядька Сафрон, который тебя оттащил, так и остался бы я там лежать, где ты меня пинал. Не так скажешь?
— За дело тебя пинал! — набычился Яник. — Ты меня белополяком обозвал!
— Так тогда сколько про белополяков говорили? А тут я услышал, что ты поляк. Ну и попутал, — развел я руками.
Может я сейчас и выбивался из образа семилетнего пацана, которому такие речи не свойственны, но мне было плевать. Получать ни за что у всех на глазах ремнем я не собирался.
— Вот! — вскинулся Ян. — Сам признаешь, что за дело!
— Так не до смерти же за такое бить! Ты вон какой сильный. Почти как взрослый, — Яник подбоченился, признавая мои слова. — Так выпорол бы, как дед Демьян предлагает, и дело с концом. А ты — убивать меня кинулся! И убил бы! Вон смотрите, сколько он мне синяков тогда наставил, — я тут же скинул с себя рубаху.
Синяк на лице люди и до того видели, но это — дело житейское. А вот то количество синяков по всему телу, что у меня до сих пор не сошли, удивило многих. И плевать, что мама и раньше причитала, что меня сильно побили. Списывали на то, что она мать и своего сына жалеет. А тут — сами убедились.
— Говоришь, отнимает у вас вещи, как тать? — протянул дед Демьян и посмотрел на Валентина Казимировича. — Проверить надо.
Инженер глянул на сына и с неохотой кивнул.
— Проверим.
Наше наказание временно отложили. До выяснения так сказать. А через день, когда все мои слова подтвердились, и вовсе решили, чтобы отец меня тихо «по-семейному» выпорол. Остальные мои друзья то же самое получили. Зато Янику досталось от всего общества. Еще одно отличие местной культуры от того, что было у меня «в будущем» — люди тут не замыкались в своей семье и судили всем обществом и довольно часто. Так что Яника выпороли на этот раз прилюдно. А его отцу еще и выговор по партийной линии влепили. За ненадлежащее воспитание сына. Последнее — самый суровый приговор оказался, как я понял из слов отца. После такого мы с Яником почти не пересекались. А вскоре и его отца на другой завод перевели.
Этот случай не прошел для меня даром. В том смысле, что в конце лета отец позвал меня на «серьезный разговор», который закончился для меня…
— В школу пойдешь, Сергуня, — ошарашил меня отец. — Смышлен ты стал уже. Я думал, на следующий год лишь хлопотать об этом, но раз ты сумел и за себя постоять, да вон других детей на дело подговорить — значит, и смекалка есть и силы. Вот и направим их в правильное дело. Глядишь, потом инженерОм станешь, — чуть замечтался он. — В люди выйдешь.
Вот так я снова пошел в первый класс. И думал, что ничего нового там для себя не открою. Как же я ошибался!
Глава 2
Осень — зима 1918 года
Школа. В моем представлении это — линейка, цветы, нарядные дети и праздничная музыка из колонок. Учитывая, что я попал в прошлое и вроде как в ранний СССР, думал, что увижу пионеров с красными галстуками, о которых мне рассказывала бабушка, красные флаги и гимн будет соответствующий. С пионерами промахнулся полностью. Не было их. Вообще. Что заставило меня сильно задуматься над версией, что я попал не в то прошлое. А уж когда я на первых уроках услышал, что мы живем в Российской Федерации… Шок — это по-нашему. В тот момент я просто раскрыл рот и не закрывал, пока меня не одернул учитель, сказав, что это невежливо так проявлять свое удивление.