В день, когда мне исполнилось четырнадцать лет, я мысленно подводил итоги своего пребывания в теле Сережи Огнева. Чего я успел достичь за семь лет? Ввел в общественную жизнь две игры, повлиял на отечественное авиастроение, частично проявил себя в проектировании мебели. Дальше в зачет можно приплюсовать и мое вмешательство в конструкцию трактора «Универсал». Не мало на самом деле всего лишь для ребенка. Да и получение той же квартиры не надо забывать. И мое вмешательство в строительство домов в целом — мой «кирпич» очень ко двору пришелся. Уже и детские игрушечные конструкторы делают с такими кирпичами. То самое «лего». Забавно получилось. А ведь именно к игрушечному конструктору я никакого отношения не имею — даже идей вслух не высказывал. Но догадаться такой сделать не сложно.
— Пора во взрослую жизнь, — хмыкнул я. И спросил отца, — пап, а куда нужно идти за паспортом? В НКВД?
— За чем идти? — удивился тот. — Сергунь, ты о чем сейчас?
Поняв, что похоже опять что-то не то сказал, я не сразу ответил отцу. Почесал мысленно затылок, пытаясь вспомнить — а видел ли я где-то у кого-то здесь паспорта? Внимания я на это никогда не обращал. Для меня наличие паспорта — данность. Всю прошлую жизнь с паспортом был с четырнадцати и сюда то же самое спроецировал. И пока нужного возраста не достиг, отложил этот вопрос и не вспоминал о нем. Но вот сейчас понимаю, что не помню, чтобы у кого-то видел паспорт или его аналог. Да меня даже на завод когда брали, никакого документа не потребовалось! Ни свидетельства о рождении, ни у отца ничего не попросили для оформления договора.
Отец продолжал пытливо смотреть на меня, и мне пришлось все же что-то ответить.
— Да я почему-то думал, что мне паспорт теперь положен.
— И с чего бы?
— Так ведь в комсомол с четырнадцати берут! — нашелся я. — А это почти как в партию вступить. Та же ответственность и к комсомольцам прислушиваются, как к взрослым.
— Не знаю я про паспорта. У меня вот нет паспорта и ничего, — пожал плечами отец.
Свернув разговор, я ошарашенный решил попозже все же прояснить для себя этот вопрос.
— Туполев недавно паспорт делал! — вдруг вспомнил я, где все же видел знакомый документ.
С Андреем Николаевичем я поговорил уже на следующий день. Тот хоть и удивился моему вопросу, но ответил обстоятельно.
— Меня же поездкой заграницу премировали, — объяснял он. — Для того чтобы страну покинуть, документ нужен. Вот мне заграничный паспорт и делали. А так внутри нашей страны он не очень-то и нужен.
Нда… чем дальше, тем чудесатее. А я почему-то думал, что ни одно государство в мире без «клеймения» своих граждан паспортом обойтись не может.
Через неделю после моего дня рождения вернулись из пионерлагеря наши ребята. Так совпало, что в это же время в газетах написали об открытии в Крыму оздоровительно-санаторного пионерского лагеря «Артек». Вот там судя по описанию журналистов было примерно то, что я и представлял, когда впервые услышал про пионерские лагеря. Только брали в Артек не всех подряд, а лишь туберкулезников. Как видно сейчас считали, если ты здоров — трудись, как наши ребята.
Я же из пионеров ушел. Нет, не просто так — теперь я стал комсомольцем. В отличие от становления пионером, набор в эту организацию был еще жестче. Хотя бы потому, что здесь за тебя должны были поручиться. Либо двое других комсомольцев, имеющих стаж и «вес», либо член партии. Кроме этого нужно было заучить устав организации и ответить комитету комсомола на ряд вопросов про видных деятелей партии, значимые даты в истории и цель становления комсомольцем. Если комитет устраивали твои ответы, то происходило зачисление. С поручительством проблем не возникло, хватило слова моего отца. А вот устав мне пришлось буквально зубрить, как и даты. Но ничего, справился. Скажете, для чего мне это? Да потому, что чем дальше, тем больше я убеждался, что чистый конструктор из меня не выйдет. На фоне того же Туполева я смотрюсь откровенно блекло. Хоть и умею уже не мало, но конкуренция — такая вещь… Я ведь вижу, как тот же Андрей Николаевич с Поликарповым соревнуются, доказывая, кто из них лучше, и чей проект нужно реализовывать в первую очередь. Да и ходит на задворках сознания что-то про репрессии, которые Сталин будет устраивать в конце тридцатых годов. Кто попадет под каток и почему — мне сейчас непонятно, но самому оказаться под этим катком не хочется. А вот то, что Туполев, как и много раз вспоминаемый мной раньше Королев, будут осуждены и какое-то время будут «чалиться» — я помню. Соответственно, если я хочу иметь хоть какую-то возможность это изменить, надо идти в политику. Путь в которую для меня лежит через комсомол и как стану старше — вступление в партию.