Выбрать главу

Больше смысла стоять в кабинете Жидунова я не видел и молча вышел за дверь.

Комсорг выполнил свою угрозу. Уже через три дня меня вызвали на собрание комсомола, присутствие обязательно. В качестве места собрания использовали актовый зал университета. Народу собралось изрядно. Тут ведь были практически все комсомольцы университета, а это несколько сотен человек.

— Все ознакомились с повесткой собрания? — взял слово Жидунов.

Послышались согласные выкрики из зала.

— Комсомолец Огнев, выйди на трибуну, покажись товарищам, — едко сказал Георгий Юрьевич.

Я молча поднялся на сцену и встал в паре метров от него.

— Сегодня мы обсуждаем возмутительное поведение комсомольца Огнева. Он проявил вопиющее недоверие к партии. Поставил собственные интересы выше интересов нашего народа. Посеял смуту в умах людей своей неподтвержденной ничем мерзкой статьей…

Жидунов продолжал «обличать» меня, а из зала понеслись вопли негодования и осуждения. Георгий Юрьевич еле сдерживал улыбку, стараясь выглядеть грозно и представительно. Я же ждал, когда слово предоставят мне. По протоколу были обязаны, а сейчас приходилось молча слушать, как меня старательно очерняют.

— … мириться с таким мы не должны! — стал подходить к концу своей речи Жидунов. — Поэтому я предлагаю комсомольскому собранию проголосовать за исключение комсомольца Огнева из наших рядов! Кто «за»?

Не успел я возмутиться такому повороту, а кто-то уже поднял руку. Но вопреки желанию Жидунова не дать мне слово, об этом моем праве напомнил не я сам, а комсорг факультета медицины, Женя Васюрина.

— Подождите, товарищи! — встала она со своего места. — Прежде чем исключать, мы обязаны дать комсомольцу Огневу объясниться, а также покаяться за свои дела.

Ну ничего себе заявочка! Я еще и каяться должен? Но хоть про мое право на слово вспомнили. Комсомольцы в зале нехотя согласились с Васюриной, хотя смотрели на меня уже враждебно. Подготовил их Жидунов, ничего не скажешь.

Я подошел к трибуне и, прокашлявшись, начал речь.

— Георгий Юрьевич меня обвиняет в недоверии к партии. Но так ли это? Я ответственно заявляю — нет! Начну с того, что именно из-за доверия к партии мы с товарищем Жидуновым отправились в городской комитет с моей запиской о состоянии дел на заводах. В ней я писал о перегибах, что допускают руководители в отношении рабочих, переводя их на семичасовой рабочий день, а затем урезая зарплаты, чего согласно декрету партии делать категорически нельзя! И уже тогда секретарь городской комитета предупредил меня, что у него много работы. Оно и понятно — партия обязана заниматься и контролировать все сферы жизни нашей страны, выстраивая новую идеологию. Я с пониманием отнесся к его словам, и ничего не предпринимал в течение месяца. Но за этот месяц на заводах, о которых я писал в записке, абсолютно ничего не поменялось! Помня о том, что секретарь Пилютин занят, но не в силах видеть страдания рабочих, я решил действовать самостоятельно, и обратился к Михаилу Ефимовичу Кольцову. Скажите, разве мог этот человек поверить мне, не предъяви я ему фактов о тех безобразиях, что творятся на заводе? Разве мог такой человек выпустить статью, под которой упоминается и его имя, просто так, ради громкого заголовка? Вы знаете, что нет! Мои действия — не проявление недоверия к партии, а стремление помочь ей! Комсомольцы — это помощники нашей партии, и именно этим принципом я руководствовался, идя в редакцию. Так почему меня сейчас судят за благие намерения? За то, ради чего и создан комсомол? Разве это справедливо? Товарищи, вы считаете, что я должен каяться в том, что мне не безразлично, чем живет рабочий человек? Мой ответ — не буду! И считаю, что я должен быть полностью оправдан!

Отойдя от трибуны, я уступил место Жидунову.

Тот смотрел на меня недовольно. Похоже, мне удалось заронить в присутствующих зерно сомнений и те, кто недавно уверенно тянули руку вверх за мое исключение, уже растерянно оглядывались на товарищей по соседству.

— Объясню, почему вообще возник такой вопрос к товарищу Огневу, — проговорил Георгий Юрьевич, когда зал стих. — Мне позвонил товарищ Пилютин и был очень недоволен, что комсомолец Огнев выпустил свою статью.