Готарз простонал. Все бы хорошо, вот только зачем он столько выпил старого сетийского вина, столь жаркого, что оно «воспламеняло снега»!
– Ах, моя голова!.. – простонал батез.
И тут сквозь пульсирующую боль прорвался грохот – сухонькие пальчики слуги Фарабахтака легонько постучали в дверь.
– Войди! – страдающим голосом сказал Готарз.
В опочивальню вошел крепкий жилистый старик в парфянских шароварах, эллинском хитоне и в римских сандалиях. Он поклонился и доложил:
– Явился Луципор. Говорит, важные вести…
Решив покориться неизбежному, батез смирился:
– Пусть войдет.
Фарабахтак поклонился и вышел, небрежно кивая гостю. Гость, закутанный в рваный плащ, вошел, часто кланяясь. Отличался он густым рыжим волосом, произрастающим не только на голове, но на худых голенастых ногах, а по бледному лицу были щедро рассыпаны веснушки, почти сливаясь на большом красном носу, который, к тому же, был вздернут сапожком.
– Привет тебе, сиятельный! – искательно улыбнулся Луципор.
– Говори, – вздохнул Готарз.
Раб еще разок согнулся в поклоне и заговорил:
– Ты мне заплатил, чтобы я… того… смотрел и слушал, что там преторианцы болтают. А если я важную весть сообщу, дашь еще?
Батез, припоминая, что он посол, сдержался и уточнил:
– А весть в самом деле важна?
– О, еще как! – с жаром сказал Луципор.
– Выкладывай – и получишь пять денариев.
– Десять!
– Хорошо, десять. Но если весть, принесенная тобой, пустяковая, я велю всыпать тебе десять плетей!
Луципор, волнуясь и торопясь, выложил всё, что подслушал в триклинии Сергия Корнелия.
Готарз до того встревожился, что позабыл о похмелье – вскочил и принялся ходить взад-вперед. Весть действительно была важная. Отсчитав десять денариев, батез подумал – и добавил еще пять.
– Держи, – сказал он, протягивая плату шпиону. – Шныряй за преторианцами повсюду. Узнаешь что-то еще, немедленно сообщи мне! Днем или ночью – не важно. Понял?
– Да, господин, – ответил Луципор, лаская пальцами монеты. – Будет сделано, господин.
– Ступай…
Рыжий раб скользнул за двери – и на пороге тут же застыл Фарабахтак.
– Найди мне ацатана Орода, – распорядился Готарз. – Где бы он ни был, пусть срочно идет сюда.
Старый слуга молча поклонился и вышел.
– Вай, моя голова… – сморщился батез. – Как же некстати ты подводишь меня…
Двумя часами позже Ород Косой, сын храброго Симака, был доставлен пред очи парфянского посла. Ород выглядел как типичный парфянин – невысокий и сухощавый, а острый, с горбинкой нос его словно раздвигал круглые щеки – как у тех крылатых быков с человечьими головами, что сторожили вход во дворец персидских владык. Вокруг пухлых губ курчавилась черная борода, завитая колечками по ассирийской моде, а сросшиеся брови нависали над пронзительными, зоркими глазами, изрядно косящими. Одетый в широченные шаровары и длинный кафтан из тонкой шерсти, с конической бараньей шапкой на голове, Ород выделялся в толпе римлян, но его это лишь забавляло и словно придавало значимости.
Происхождения Ород был незнатного, хотя и приходился дальним родственником одному вазургу – царскому вельможе из рода Каренов. Вазург и пристроил бедного родственника помощником посла.
– Искали, достопочтенный батез? – сказал Косой вкрадчиво, не забывая отвесить поклон.
– Искал, – буркнул Готарз.
Побродив по комнате, словно собираясь с мыслями, он начал с главного:
– Отряд фроменов[11] будет пытаться весною проникнуть в страну Хань, чтобы спасти своего посла.
Ород продолжал смотреть на батеза все также, не моргнув, не вздернув бровь. Готарз сердито засопел.
– Вижу, ты не понимаешь, насколько это опасно! – сказал с недовольством.
– Опасно? – удивился Ород.
– Именно! Или ты думаешь, это случайность, что еще ни один фромен не добрался до Ханьской державы? Нет! Мы не пропускаем туда ни одного чужака, а тем более фромена! Сказать почему, или сам догадаешься?
– Сказать…
– Шёлк!
– Что?
– Шёлк, дурья твоя голова! Купцы из парфян закупают шёлковые ткани у ханьцев и перепродают их фроменам с громадной наценкой. В этом секрет их богатства! А сказать, чьих кровей те купцы? Скажу, ибо сам ты недогадлив! Все они или Карены, или Сурены, или Михраны, или Гью. Теперь понял? Если фромены станут сами покупать шёлк у ханьцев, то всем нам грозит бедность!