– А то! – отозвался Чанба.
Проулок шел вверх, и правая стена постепенно понижалась, пока, уже за поворотом, не перешла в череду кованых решеток меж мощных гранитных столбов, увенчанных бронзовыми грифонами.
– И это все ваше?! – изумился Местрий.
– Да вот, – небрежно сказал Эдик, – купили по осени. Жить-то надо где-то…
– Да-а… – впечатлились цирковые.
– Вы вот что, – предупредил Сергий. – Дом с трех сторон окружен парком, и вам туда лучше не соваться…
– Леопардики могут скушать, – вмешался Эдик. – Его они уважают, – показал он на Лобанова, – нас знают, рабов кое-как терпят, а вот с вами они не знакомы. Тут к нам однажды грабитель забрался… Короче говоря, мы только недавно узнали об этом, когда обглоданные кости нашли у фонтана – видать, киски запивали питательный обед.
– Не слушайте его, – улыбнулся Сергий, – никого Зара и Бара не съели. Хм. По-крайней мере, в этом году…
– Но могли! – упорствовал Чанба.
– Могли…
Сергий на правах хозяина отпер калитку в монументальных воротах, сквозь которые просматривалась подъездная аллея.
– Заходите.
Лобанов двинулся к дому, выглядывающему из-за кипарисовых зарослей, и тут, раздвинув мордой кусты, на аллею вышла леопардиха Зара. Мощно муркнув, она боднула Сергия в бедро, подлащиваясь, и принцип почесал у «киски» за ухом, приговаривая:
– Хорошая Зарочка, хорошая…
Довольно заурчав, Зара тут же напружила стальные мышцы, и низкое утробное рычание застудило кровь в жилах циркачей.
– Свои, Зара, свои…
Леопардиха отмякла и канула в заросли. Напоследок донеслось ее недовольное фырканье.
– Киска! – выдавил Пассиен-факир и нервно хихикнул.
– В дом они не заходят, – успокоил его Эдик и добавил, как бы в раздумье: – Наверно…
Еще не отойдя после встречи с «леопардиком», циркачи вошли в домус через роскошный вестибул, который был отделан александрийским мрамором, инкрустированным тазосским камнем. Гости были потрясены – все вокруг дышало несметным богатством, на фоне которого их жалкие сто ауреусов тускнели, превращаясь в желтые осенние листочки, в стертые медяки.
– Немного сощурьте глаза, – предложил Лобанов, – а то выпадут. И не держите нас за толстосумов, мы воины, а не торгаши.
– Мы нашли сокровища, – сказал Искандер, – и решили переехать в этот дом.
– У-ух! – только и выдохнул Пареллий.
Цирковых провели в атрий, они только начали успокаиваться, когда к ним из перистиля явился самый настоящий циклоп – огромный лохматый великан с мрачным выражением изуродованного лица, на котором свирепо горел единственный глаз. Гости оцепенели.
– Здорово, – прогудел великан.
– Привет, Киклопик, – ответил Сергий, и обратился к цирковым: – Знакомьтесь, это наш домоправитель. Рабы относятся к нему с величайшим почтением и слушаются беспрекословно.
– Ну так, еще бы… – слабым голосом проговорил Пассиен.
Киклоп ухмыльнулся (отчего окончательно стал похож на людоеда, предвкушающего вкусный обед из пяти блюд) и пророкотал:
– Триклиниарх все приготовил. Комната для гостей тоже готова. Купальня согрета, Леонтиск расстарался.
– Отлично, сразу и начнем. – Обернувшись к циркачам, Сергий уведомил их: – Поучите нас до обеда, потом перекусим, отдохнем с часок и продолжим наши игры…
– Как скажете, – смиренно ответил Пареллий.
Так у них и повелось с январских ид.[16] После легкого завтрака преторианцы обучались всяким цирковым штучкам, вроде фокусов и жонглирования кинжалами, и так до самого обеда. Подкрепились, полежали, и опять всё заново, до самого ужина.
К марту Сергий научился выдувать огонь, выпуская столбы пламени шага на три. Было противно брать в рот горючую смесь. Утешало то, что имевшие с нею дело не болели бронхитом.
А уж ловкости, гибкости, быстроте реакции преторианцы и сами бы могли поучить циркачей.
Навыки закреплялись до мартовских календ, когда начались Матроналии. В этот день социальный порядок переворачивался: матроны сами накрывали стол своим рабам, чтобы побудить тех получше работать в будни. А мужья подносили своим женам подарки в память о легендарном примирении сабинянок с их предками.
Незадолго до ид римляне провели ежегодный ритуал – мужчину, названного Мамурием Ветурием и переодетого в звериные шкуры, изгнали из города ударами палок, а впереди процессии подпрыгивали жрецы, колотящие в щиты.
Но это был лишь канун праздника. Следовало дождаться первого полнолуния и мартовских ид, дня Анны Перенны, когда народ радостно воздавал почести новому году.
В иды римляне запрудили берега Тибра. Они гуляли, пили, валялись на траве с подругами, многие – прямо под небом, немногие ставили палатки или строили себе шалаши из зеленых ветвей.
16