— Гольц, это мейстер?
— Не Гольц, а Голец. Да, и много лет начальник тюрьмы. В азиатском доме преступников, которых не казнят, отправляют в темницу духа. Звучит немного пафосно, но название свое оправдывает.
— Его могут и казнить. Если Лиам не вступится. Новый тимарх Южного на нашей стороне. — Хмуро перебил Олав.
— И не надейся. Запрут на Створном или в Новую Землю… если, вообще, не отделается штрафом. Его до сих пор боятся. Даже под коагулянтами он имеет влияние. — Жан отмахнулся и сурово добавил. — Среди тех, кто будет на паренталиях, много заинтересованных в его исследованиях, и появление живого триумфа только раззадорит их. Они сохранят Энгусу жизнь.
— Так зачем мы тогда ее везем? — Злобно проскрежетал Олав и отвернулся, смотря на дорогу, дав понять, что вопрос риторический, и разговор окончен.
— Выйграть время. Через сотню лет это будет уже не ее проблема. — Иронично заметил Жан, сворачивая на шоссе, ведущее в аэропорт.
В самолете к нам присоединился старый знакомый. Алека Коваля я была искренне рада видеть. Он разбавлял бесконечные препирательства по пустякам наигранно оптимистичного Жана и депрессивно угрюмого Олава. В отличие от них с Алеком можно было просто поговорить, не испытывая неловкость. Мы скромно пообедали, разделив бутылку вина на четверых, но я согласилась лишь вдохнуть его аромат: лекарства нельзя было совмещать с алкоголем. Спутники с пониманием отнеслись к этому, и мне предложили гранатовый сок. Темы суда старательно избегали и, в основном, обсуждали, как обстоят дела у Аргия, представителем которого на суд отправился Алек.
Как оказалось, волна раздачи лекарства из вены несостоявшегося владыки плавно переросла в почти религиозное поклонение. И новоявленный мессия, получивший от европейского дома большой надел земли на Балтике, организовал монастырь имени себя, где принимали тех, кто желал сохранить чистоту своей вампирской крови и инфирматов, питавшихся ею.
Несколько националистичные взгляды и культ личности мне показались довольно опасными в будущем, но Алек заверил меня, что Аргий лишь держит под контролем стихийно возникшие в обществе идеи, чтобы не дать им выйти за пределы умов и превратиться в секты и группировки в борьбе за чистоту крови.
Количество инфирматов, оставшихся в живых, оставалось в пределах сотни, и где то там, я надеялась, что выжили и те, кто смог выбраться из горящего небоскреба. Который, как я потом узнала, загорелся из-за неосторожного использования праздничной петарды на сорок шестом этаже. В этот день в конце рабочего дня в отделе финансового планирования праздновала день рождения одна из моих подруг. И в качестве подарка получила огромный торт со свечей из настоящего фейерверка, который вручала группа мужского стриптиза в костюме пожарных с магнитофоном.
Я не стала допытываться, как им удалось узнать про день рождения моей коллеги и от кого был такой «роскошный» подарок, ведь перерыв мой шкаф, они наверняка открывали и компьютер с социальными сетями и личной перепиской. Злиться уже не было смысла. Если бы не пожар, возможно, я и Олав были бы уже мертвы или еще хуже. Конечно, горе-пожарные не знали о системе безопасности Энгуса и перекрытом кислороде. А Энгусу не повезло находиться в городе в поисках здоровой молодой девушки в момент вторжения. Хотя и это уже было неважно.
На трапе нас встречал Леонард, по-отечески обнявший меня и проводивший в автомобиль. Ехали мы с Алеком и Жаном. Олав незаметно пропал, как будто ждал возможности слинять. Кармайкл же остался встречать самолет южного тимарха и гостей, прибывших на осенние паренталии.
— Марина, вы знаете, что за праздник отмечают сегодня ночью? — Неожиданно спросил Алек, когда входили в гостевой дом на окраине небольшого города, окруженного большим болотом с редкими тропками среди кустистых низких холмов и клюквы. С трех сторон везде, куда падал взгляд, горизонт упирался в синеву гор, и лишь с одной веяло запахом ледяного моря.
— Паренталии, звучит знакомо. Что-то про дань родителям?
— Это родительский день, греческий праздник почитания отцов. Само собой, жители ночи не посещают могилы своих человеческих предков. Многим из них больше трех сотен лет, могилы давно уже канули под землю. Сегодня будут чтить своих создателей. У кого-то они живы, и им принято дарить подарки. У кого-то нет, их просто будут вспоминать. У Энгуса есть два живых потомка: Сиу Минг Синг и Гектор Бранд. О втором нам ничего сейчас не известно, а первая с недавних пор числится среди мертвых. Но я хочу, чтобы вы понимали, для многих из тех, чьи создатели мертвы, сам возраст около тысячи лет наделяет Энгуса почетным статусом отца среди ночных обитателей. И даже не будучи в родстве, они посчитают уважительным отношением смягчить любое наказание в честь праздника. Не хочу, чтобы вы были неприятно удивлены вердиктом.