В узкой кишке тоннеля оказалось темно — раньше тут был свет, но теперь то ли развалился, то ли кончился. Перед «Газелью» плясало желтое пятно. То ныряя, то чуть задирая нос, машина выкусывала фарами из темноты немного жизненного пространства, а потом вкатывалась в него. И так раз за разом. Ехать оказалось не страшно и не интересно, а просто скучно — ну когда уже кончатся эти три километра шестьсот шестьдесят метров… Минут через пять Миша начал напряженно всматриваться: он знал, что вот-вот должна показаться впереди ослепительно-яркая точка выхода.
Выхода не было.
Ночь там, что ли, на той стороне, подумал он. Почему такая тьма впереди? Точно ночь! А чего, «южане» теперь самостийные — кто их еще признал, кроме нас, вроде бы Науру? Вот они и перевели стрелки на это… Наурийское время!
И тут машина прямо из тоннеля въехала в стену дождя.
— Ё-моё… — только и сказал Миша.
Через секунду их совсем залило, хоть езжай по приборам, но запечатлеть в памяти картинку он успел. Это был какой-то другой мир. Справа — отвесная скала. Слева — обрыв. Над обрывом в танковом окопе уютно пристроилась — Миша с трудом поверил глазам — настоящая БМП-3, стволом на юг. 58-я армия воевала черт-те чем, а тут — новейшая военная техника окопалась, и шикарная у нее позиция, однако… Вниз уходил причудливо закрученный серпантин, весь как на ладони. А сверху било ключом, да по голове, то есть по крыше «Газели». До звона.
Южная Осетия встречала московских гостей обломным ливнем. Древняя земля Алан была серой и мокрой. Вода хлестала с неба, текла вниз по скалам. Иногда в потоках случались короткие разрывы, и сквозь них проглядывали далекие горы, у подножия которых будто прошла газовая атака — это туман в низинах казался черным. А потом все опять застилала вода.
Зато не сказать чтобы тут было душно. К моменту, когда они въехали в Цхинвал, стало даже прохладно. Дождь чуть-чуть ослаб, и сквозь запотевающие стекла, если потереть рукавом, удавалось хоть как-то разглядеть город.
Первое впечатление было жуткое. Город выглядел не разбитым, не разрушенным, нет… Безнадежно испорченным. Сплошные дыры в асфальте и дыры в стенах. Раскрошенные дороги и простреленные дома. А по улице медленно брели мокрые и пришибленные люди.
Победители.
Где я это уже видел? — подумал Миша. В Грозном! Было то же самое: ливень, серая хмарь, убитый город и зомби на улицах. Я надеялся, что дождь пройдет, и картинка изменится, но все осталось как было.
Неужели и здесь то же самое… Неужели все было впустую?
«Газель» то петляла, то ползла, тяжело переваливаясь на колдобинах, ей навстречу так же трудно пробирались редкие местные машины — раздавленные жизнью «Жигули» с перекошенными мордами и отвисшими багажниками.
С заднего сиденья доносилось убитое молчание. Оно толкалось в затылок, но Миша не хотел оборачиваться. Что он мог сказать ресёрчеру — да, понимаю, ты это тоже видел в Грозном, а чего ты хотел, война всегда одинакова?..
— Гостиница «Алан»! — провозгласил водитель. — Э-э, гляди, первый этаж уже совсем починили!
Машина остановилась, скрипя всеми членами — похоже, и ее здесь доконало. Миша открыл дверь, но не двинулся с места. Ему не хотелось глядеть на полуразрушенную гостиницу. Ему нужно было несколько секунд, чтобы собраться с духом. Просто сказать себе: хватит рефлексировать, пора работать. Тогда он бодро выпрыгнет наружу и бодро начнет действовать. Вдох-выдох…
И тут кончился дождь.
Глава 2
КВАНТ МИЛОСЕРДИЯ
Сцена 9.3
«УЛИЦА У ДОМА»
Экст.
Массовка: грузинская пехота — 20.
Военная техника: танки (грузин.).
— Не понимаю, — сказал ресёрчер. — Наблюдатели, которые тут были в прошлом году и не сумели найти следов массовых разрушений… Я сейчас вижу эти следы — по крышам. Прямо отсюда вижу…
Они стояли на холме над городом и смотрели вниз. Действительно, отсюда были прекрасно заметны следы массовых разрушений — яркие малиновые пятна новых крыш. Весь город был в таких отметинах. Эти крыши по-быстрому нахлобучили на те дома, которые пострадали меньше всего. Чтобы пережить в них зиму, а там видно будет.
А вокруг города все цвело — розовым, красным, голубым, синим по зеленому, — тут бы не про войну, а про любовь кино делать. Если, конечно, не обращать внимания на характерные раны в стволах деревьев. Если не думать о том, что каждый ерундовый кустик, такой красивый, буйно радующийся жизни, может скрывать под собой взрывоопасную железяку.