— Все знают, Ирина Петровна! На планерке в среду этот вопрос обсуждался. Нужно было слушать внимательно, а не витать в облаках в предвкушении… — шеф подбирал нужное слово. Так и не найдя, бросил на стол сводку. — Вот этого… Что вы мне тут за сценарий порнофильма предлагаете? Может, я его и профинансировать должен? Я вас спрашиваю, что это такое? — Его рука со сжатыми листами сводной в пальцах дернулась в сторону экономиста, словно приглашая взглянуть на них поближе. Что она и сделала, обойдя стол руководителя и подойдя к нему с тыла, склонилась над указанной смятой страницей у предплечья «деспота».
— Так… — шептала Ирина Петровна. — Замок Бригахбургов… — Ее сердце предательски дрогнуло… — Пинком ноги дверь… — Кошка покосилась на багрового шефа слева от себя. В этот момент он смотрел не в текст, а на нее! Ой как нехорошо смотрел! — …Проник под ее блузку… возбужденные соски… пушистый мягкий ковер… — Ирина Петровна почувствовала, как слабость подкашивает ноги. Выцепив из текста слово «Гамбит» в сочетании с мебельным гарнитуром, прямо посмотрела шефу в глаза цвета грозового неба.
— А, это… — протянула она как можно безразличнее, — так это спам! Реклама мебели, Вадим Федорович! Наверное, когда распечатывала сводную, случайно попала. — Она решительным жестом оторвала от сводки последние две страницы, зажимая в руке. — Хотела обновить мебель в прихожей, сделала запрос в мебельный салон, вот менеджер и постарался, так сказать, привлечь потенциального покупателя.
— Ирина Петровна, вы мне сейчас голову пытаетесь морочить? — шеф вырвал из руки подчиненной странички. — Я готов сейчас же сесть в машину, и вы мне покажете, где такой салон мебели с такой рекламой!
— Вам тоже мебель нужна? — столкнувшись с взглядом начальника, Ирина Петровна поспешила отойти от него. Не в силах стоять, она, отодвинув, присела на один из стульев, что рядком окружали «топор». Мысли, до того полностью разлетевшиеся, как стайка вспугнутых воробьев, по одной осторожно возвращались в родное гнездо. Да, шеф был далеко не дурак, и всякие уловки — типа простите, не знала, не понимала и прочее нытье — с ним не срабатывали. Она бы и сама не дошла до такого унижения. Хотя уже начала, и какое счастье, что вовремя остановилась.
Она, опытный работник, всегда тщательно проверяющий документы, прежде чем отдать в руки начальства, допустила серьезный промах. Ладно, если бы это был каталог модной одежды или косметики. На худой конец, нижнего белья. А тут… А ведь она еще не прочла до конца сочинение этого гада, этой сволочи, этого отшибленного Бабайки!.. Ирина ясно вспомнила, как нажала на печать файла, как потом забыла в суматохе убрать распечатку, и вот — результат! Распечатка письма поганого мента, решившего прислать свой шедевральный вариант эросцены Наташки и Германа, прилепилась к сводному отчету по монтажу металлоконструкций. И шеф… ознакомился.
Ирина смотрела в окно, чувствуя на себе взгляд Вадима Федоровича. Мужчина молчал, не спрашивал ни о чем, не торопил ее покинуть кабинет. Сейчас в её душе не было ни злости, ни досады. Но она знала — это временное затишье перед бурей, ее личным тайфуном. Будет все: истерика, запоздалый стыд, самобичевание, океан слез и боль утраты. Именно утраты.
— Позвольте чистый лист бумаги, — голос не выдал волнение, спазм свел скулы. Кошка, проморгавшись от накатывающих предательских слез, взглянула в голубые глаза шефа.
— Ирина Петровна, я хотел бы услышать объяснение всему этому.
— Это досадная случайность и вас не касается.
Видя, что начальник даже не дернулся в поиске чистого листа, она встала, бесцеремонно наклоняясь над столом. Вытащила из-под локтя мужчины злосчастный «пасквиль» и вышла в приемную.
Спросив чистый лист у Катюши, Ирина написала заявление на увольнение, датируя сегодняшним числом. Дрожание руки пришлось пресечь грозным немым окриком в свой адрес. Зарегистрировав заявление у застывшего секретаря, вернулась в кабинет шефа. Он молча прочел его, чуть помедлил, размашистым почерком поставил визу, сопроводив припиской.
Сделав в приемной ксерокопию заявления и оставив оригинал секретарю, Котова вернулась в свой кабинет.
— Что-то вы долго, — Валентина Николаевна сочувственно смотрела на нее.
— Вот, — бросила копию «приговора» на стол, — с месячной отработкой. — В душе было пусто, холодно и гадко.
— Все так плохо? — Шестопалова пыталась поймать взгляд женщины. — Месяц — большой срок. Многое может измениться.
— Это не мой случай.
Самым страшным для будущей безработной было не расслабиться именно сейчас. Нужно было отработать этот день до конца, нацепив на лицо маску спокойного безразличия. Весть о ее увольнении разлетится быстро, и желающих посмотреть на несчастную найдется немало. Ибо радуйтесь осторожно — ваша радость может многих огорчить, и огорчайтесь молча — ваше горе может многих обрадовать…