Медленно этот испанишка скрылся из виду, после чего Харгривзы заняли привычные места у бара. Эллисон встала на место бармена, хозяйничая и наливая то, что им хотелось. Все молчали, ведь понимали свой провал.
Книга сгорела.
Как сгорел и их шанс вернуться домой.
Чудесно, блин.
Лютер потирал костяшки левой руки, понимая, что в этот раз неплохо так приложился к лицу того Микуса. Диего вытирал тряпкой для полировки бокалов свой окровавленный нож, а Ваня нервно кусала нижнюю губу, понимая, что грёбаная книга и вправду сгорела в грёбаном камине. Лишь Пятый молчаливо стоял у входа, держа руки в карманах шортиков.
— Что мы будем делать? Книга сгорела, и шанс найти грёбаное полотно вместе с ней. — Диего раздражённо ударил кулаком по столешнице, а после тяжело вздохнул.
— Ничего. Мы придумаем новый план, или же попытаемся переубедить Инфинити изменить условия, — пытаясь не поддаваться эмоциям, ответила Эллисон. — А ты что думаешь, Пятый?
Паренёк дёрнулся, глядя на родственников, а после криво усмехнулся, исчезая и появляясь на барном стуле, протягивая руку к кофейнику и наливая себе напиток.
— Она не сделает этого, потому что ей нужна эта мифическая хреновина.
— С чего ты взял?
Лютер глупо моргнул, привлекая внимание. Пятый аккуратно повернул голову к брату и мило улыбнулся, пытаясь вложить в эту улыбку всю невинность, на которую был только способен. Его невероятно раздражала вся эта атмосфера.
— Она пришла нам на помощь, пожертвовав свиданием с этим испанцем со шваброй на голове. А Тайм никогда так не делает. — Все невольно нахмурились, заметив, как голос брата исказился при упоминании милого бармена, а после обратили внимание на тень отчаяния. — Между «бескорыстной помощью» и «сексом» она всегда выбирала «секс».
— Как хорошо ты её знаешь, — усмехнулся Диего, подвигав бровями. — Неужели однажды она выбрала «секс»?
— Заткнись. — Растянув губы в фирменной ядовитой ухмылке, Пятый отставил чашку в сторону. — Пока что сделаем вид, что всё идет по плану, я сам ей расскажу, когда посчитаю нужным. Поняли?
— Подумаю, — лениво отозвался Клаус, спрыгивая с барного стула на пол.
— Поддерживаю, — улыбнулась Ваня. — Всем доброй ночи. — Не желая слушать очередные проповеди Пятого, девушка махнула всем на прощанье.
— И тебя чтобы монстрики не сожрали, — фыркнул парень, глядя вслед семейке, которая шла к лестнице, что-то тихо обсуждая. Они были настолько беззаботные в этот момент, несмотря на все проблемы с которыми сейчас имели дело, что Пятый невольно приподнял уголок губ, понимая, что все страдания в апокалипсисе и в «Комиссии» не прошли даром.
Да, они постоянно ссорились, не могли сойтись во мнениях и мечтали придушить друг друга тихонько ночью, но это всё лишь из-за братской и сестринской любви. Ему не хватало этого движения, этих отношений, пускай и язвительных, пускай и злых, но всегда с семейной любовью. Ведь единственное, в чём никто из Харгривзов не признается, так это то, что все действия были лишь во благо их семьи. Их небольшой, язвительной, но тёплой семьи.
Пятый невероятно хотел уже вернуться в своё время и пожить просто для себя. Не сказать, что он бредил этими семейными барбекю, ведь у них была не такая семья, и кто-то кому-то точно вилку в спину воткнёт, но этих споров насчёт прошлого и будущего, насчёт глупых тем о НЛО и мистических тварей, насчёт обычного хода времени, ему не хватало.
Да, они никогда не были очень дружны, но всегда знали, кто у них на первом месте и за кого они отдадут свою жизнь — семья.
Пятому было пятьдесят восемь, и почему-то глупые мысли насчёт наследия начинали закрадываться в корни его мозга. Ведь только в апокалипсисе он столкнулся с таким вопросом: «А я он оставлю после себя?».
Ничего.
Такой короткий и болезненный ответ, который он пытался отогнать подальше в закрома мозга и души, которая у него всё-таки была, что бы кто там ни говорил. Несмотря на всю натуру грёбаного маньяка, убивающего налево и направо, Пятый был преданным и добрым где-то там, под тонной злости и страха потерять семью.
Медленно он поднёс чашку к губам и сделал обжигающий глоток чая. Ромашкового чая, который так любила эта старая знакомая.
***
Инфинити протяжно застонала в попытках разлепить глаза. Голова ужасно болела и гудела, а мозг, словно то увеличивался, то уменьшался в размерах, пытаясь сломать черепную коробку изнутри. Глаза адски пекли, а любой проблеск света причинял боль. В теле была противная ломота, не дающая пошевелить руками или ногами.
Она вновь это сделала. Вновь довела себя до опустошения сил, поставив свою жизнь под угрозу. Хотя какая угроза и жизнь, если на кону был шанс всё изменить? Ифи знала, что это того стоило. Не зря ведь она отвязалась от Сэмми и поспешила на подстраховку этой безумной семейки, словно зная, что что-то пойдёт не так. Конечно, перед этим она поступила намного умнее, дав наводку Ча-Че и Хейзелу на местонахождение Пятого.
— Ифи, ты как? — тонкий с хрипотцой голос Вани прозвучал со стороны.
— М-м-м… м-м-м… — Тайм чувствовала, что не могла сказать и слова, поэтому лишь мычанием и рваными движениями пальца пыталась указать на тумбочку, в которой лежало её самодельное снадобье силы и энергии, что не возвращало, но по крайней мере давало начальный запас, чтобы говорить и медленно передвигаться. — М-м-м…
— Воды?.. Есть?.. Что, я не понимаю! Прости, — виноватым голосом пролепетала Ваня, показывая все вышеназванные предметы, получив отрицательное мычание на каждое в ответ.
— Водка — самое лучшее лекарство! — пропев, вошёл в комнату Клаус, как-то безумно улыбаясь. В его правой руке и вправду была бутылка водки, которая, по его мнению, должна была вернуть силы девушке. Только вот Ифи отчаянно замотала головой, всеми силами пытаясь дать понять, что это невероятно глупая идея. Ведь алкоголь заберёт остатки сознания, и она может впасть в кому.
— М-м… м-м-м!..
— Тебе что, сказали, что книга сгорела, что язык отобрало? — захохотал Номер Четыре, резко заткнувшись, словив изумлённый взгляд Инфинити и злой, не предвещающий ничего хорошего, Вани. — Ой…
— М-М-М-М!.. — ещё громче замычала Тайм, злясь на себя и на свою глупость, на грёбаную веру в людей. В один момент она вновь почувствовала упадок сил и то, что глаза начали сами по себе закатываться.
— Тихо, Ифи, оставайся с нами. Слушай мой голос, — уверенным тоном быстро заговорила Ваня, встав на ноги и наклонившись над девушкой. Маленьким платочком она вытирала пот, ведь Тайм невероятно горела, и у неё явно был жар.
— А она не отбросила временные коньки? — заглядывая за плечо сестры, уточнил Клаус, за что получил нагоняй от Вани. Он тут же поднял руки в примирительном жесте.
— М-м… м-м-м… — Звук слабел, как и сама Инфинити.
— Она указывает на свой напиток, — прозвучал уверенный голос Сэмми за спиной, и тот в пару движений достал странную золотую жидкость с частичками тыквы. Приподняв начальницу за шею, он приложил горлышко пузырька к пухлым губам, позволяя ей сделать глоток. Её лицо тут же скривилось, но бледность понемногу начала исчезать. — Ещё два глотка, Ифи. Давай. — Девушка отчаянно упиралась, но всё же надпила.
Аккуратно положив её на подушку, Сэмми накрыл Инфинити тёплым одеялом, а после развернулся к внимательно наблюдающим Ване и Клаусу, которые были в шоке от всей этой процедуры.
— Ей нужно отдохнуть, — уверенно, с давлением проговорил испанец. Харгривзы понимающе кивнули и покинули спальню Тайм вместе с Сэмми.
***
На улице было довольно прохладно. Иногда, когда у Ифи была бессонница, она любила сидеть на крыше, закутавшись в большую тёплую вязаную кофту, пить горячее какао с маршмеллоу и глядеть на звёзды. Её этому научила мама, которая со своей слишком наивной верой в людей и слишком яркой улыбкой даровала счастье и тепло даже в самые страшные моменты жизни Инфинити.