Я лишь улыбалась отчаянным фантазиям глупца, понимая, что им никогда не суждено сбыться. Во-первых, я принадлежу и всегда буду принадлежать другому господину. А во-вторых, самоуверенный каррильянец выдохнется раньше, чем дождётся от меня мольбы и слёз. Ведь умолять я не привыкла, а слёзные железы у нрванг и вовсе отсутствуют. Как же наивна была та девочка-рабыня!
Несколько раз мужчина предлагал сбежать на его корабле. Но куда? Я ведь была собственностью, отмеченной клеймом моего владельца Д’Орока.
Однажды ночью Лезандр тайком проник в мою комнату. Его желание, настолько явное и безобидное по сравнению с тем, к чему принуждал хозяин, жгло мою кожу и лишало остатков воли.
Я не смогла устоять, и мы, как неразумные звери, накинулись друг на друга. И это была не фантазия.
Пылкий каррильянец овладевал мной, давал передохнуть несколько минут и снова овладевал. Его руки, губы, язык и член в ту ночь исследовали и изучили моё тело вдоль и поперёк, запомнив каждую его клеточку. Заставив запомнить об этом и меня.
На рассвете, прежде чем уйти, он развязал мои руки и ноги, позволив просто соскользнуть со столешницы, ибо сил на большее у меня не осталось. И, лёжа на полу спальни, обнажённая, в полубессознательном состоянии, я ещё долго вздрагивала от шагов за дверью и боялась, что вот сейчас зайдёт мой хозяин и унюхает запах наших с Лезандром слияний. Потому что его сохранило всё: стены, мебель, постель и особенно моё истерзанное безумной преступной страстью тело.
Весь следующий вечер каррильянец как всегда провёл за игральными столами. А ночью всё повторилось. И снова, и снова повторялось ещё много ночей подряд.
В тот день, когда всё изменилось, многократно доведённая Бруссаром до эйфории, я не помнила, как уснула. Разбудил меня тихий голос появившегося в спальне Лезандра. Он ошарашил новостью, сообщив, что выиграл меня у хозяина в сквич, и отныне я принадлежу ему.
Учитывая то, как обращались здесь со мной, предложил уйти немедленно, не дожидаясь утра и ни секунды более не задерживаясь в доме, где меня унижали и считали вещью.
Я не спорила. Даже свои немногие пожитки не стала собирать. Оставила всё вместе со старой жизнью и отчаянно ворвалась в новую, надеясь, если не на безграничное счастье, то хотя бы на малую толику житейских радостей.
На корабле специальным раствором Лезандр смыл с моей груди печать собственности Д’Орока и поставил свою. А уже через четверть часа мы улетели. Навсегда.
Миновал целый год жизни на «Проционе» прежде, чем пришло осознание простой истины: да, я сменила мужчину, хозяина, но так и осталась вещью. И то, что поначалу показалось вспыхнувшим обоюдным чувством, было просто охватившим отчаянием от безысходности. Так хотелось верить, будто я могу стать свободной и обрести семью. И от осознания собственной наивности стало вдруг горько и противно.
Каждый раз после ночи с ненасытным каррильянцем, оказавшимся главарём шайки космических пиратов, хотелось хорошенько вымыться в режиме обеззараживания.
Много раз я задавала себе вопрос: почему же столько лет терплю общество Лезандра? Почему не ушла, если испытывала отвращение?
На то имелось несколько причин.
Во-первых, идти мне по-прежнему совершенно некуда. Без дома, без средств на существование убежать далеко не получилось бы. В то время как здесь, на корабле, капитаном которого собственно и являлся Лезандр, я не испытывала нужды ни в еде, ни в одежде, ни в деньгах. Кроме того, на «Проционе» у меня была хоть какая-то работа.
Во-вторых, даже если однажды я сошла бы с ума настолько, чтобы сбежать от каррильянца, очень скоро меня бы обнаружили и вернули обратно к нему.
В-третьих, я много раз просила и умоляла Лезандра дать мне свободу, заверяя, что всё равно останусь с ним. Каждый такой разговор выводил его из себя, превращая в зверя. Приносил обиду и ещё большее отчаяние мне. И неизменно заканчивался отказом.