— И что же? — спросил нотариус, наблюдая разыгравшуюся в сердце старика битву между скупостью и родственным чувством.
— Что ж! Если уж это абсолютно необходимо, — произнес папаша Каде сдавленным голосом, — я дойду до тысячи.
Метр Ниге покачал головой.
Заметив это движение, старик удивленно воскликнул:
— Как?!
— Папаша Каде, — попытался успокоить его нотариус, — не думайте об этом, положитесь на волю Божью; даже люди богаче вас вынуждены были отказаться от такой мысли. Вы сделали все, что должны были сделать, и даже больше того. Ведь, как вы знаете, намерение ценится так же, как поступок. Так что пребывайте в мире с вашей совестью.
— Ну да! — откликнулся старик. — Так вы говорите, что это слишком дорого, не так ли?
— Да.
— Не нужно об этом и думать?
— Не нужно.
Папаша Каде встал.
— Спасибо, господин Ниге, — поблагодарил он. — Видите ли, я пришел к вам словно к исповеднику, но если это слишком дорого для моего тощего кошелька…
— Это слишком дорого, папаша Каде.
— В таком случае не будем больше об этом говорить… Прощайте, господин Ниге!
И папаша Каде медленным шагом, почесывая затылок, дошел до двери, взялся за ручку, а потом вдруг вернулся и спросил:
— Верно, дело дойдет до полуторы тысячи франков, не правда ли, господин Ниге?
Нотариус взял ладонь старика в свои руки:
— Куда больше, дорогой мой папаша Каде!
— Ах, видите ли, дело вот в чем: я отлично знаю, полторы тысячи франков — это сумма, — отозвался старик. — Но в конце концов у нас с Мадлен это один-единственный ребенок, и если бы за полторы тысячи франков я смог выкупить жизнь бедного моего Консьянса и в то же время не дать его матери, несчастной Мадлен, помереть с голоду… Хорошо, я сказал бы так: «Чего вы хотите? Это выброшенные полторы тысячи франков…» Но, в конечном счете, вы прекрасно понимаете, метр Ниге, что ему-то и перейдет земля после моей смерти и что ему придется поработать, чтобы вернуть потерянные полторы тысячи франков. Но если это больше полуторы тысячи франков… Так значит, это составит больше полуторы тысячи, метр Ниге?
— Это будет стоить больше, чем вы сможете выручить за всю вашу землю, бедный мой папаша Каде.
Старик словно остолбенел.
— Как! — воскликнул он. — Это что такое вы мне говорите?! За всю мою землю… за всю мою землю, которую я обрабатываю сам, сам пашу, сам засеваю, удобряю и сам собираю урожай… всей моей земли целиком недостаточно?
— Нет, мой друг. Так что не думайте больше об этом!
— Ах, метр Ниге, значит, придется ему уезжать, бедному Консьянсу?
— Придется уезжать, если воинское присутствие сочтет его пригодным к службе.
— Да, и оно сочтет его пригодным к службе.
— Вероятно, так. Чего вы хотите? Ведь не ум же они ищут в человеке, эти ребята! Им подавай здоровье и силу. Чтобы научиться делать полуобороты направо-налево и заряжать ружье на двенадцать счетов, не нужно быть гениальным, как господин Расин, или умным, как господин Демустье. Так что ждите часа, когда Консьянс уедет, бедный мой папаша Каде!
— Будь оно проклято! — вырвалось у старика. Глаза его остановились и дыхание замерло. — Придется мне дождаться этого часа, потому что, даже продав всю мою землю, я не смогу избавить его от призыва.
И он стоял в неподвижности, словно готовый вот-вот упасть в обморок.
— Что это с вами, папаша Каде? — встревожился нотариус.
— Ох, метр Ниге, — сказал его гость, медленно и печально покачивая головой, — знаете, что вы сейчас сделали?
— Нет, мой друг.
— Так вот, вы только что нанесли смертельный удар нам, Мадлен и мне.
— Господь с вами, папаша Каде!
— Да… потому что бедного Консьянса убьют так же, как Гийома, вот увидите… Каким это образом сможет он защитить себя, он, блаженный! А если убьют беднягу Консьянса, его мать умрет от горя. И что тогда прикажете делать в этом мире мне?.. К тому же я еще больше состарюсь и буду уже одной ногой в могиле, так что земля моя будет принадлежать… кому? Манскурам из Пислё или из Вивьера, нашим дальним родственникам; вот почему я сказал себе, придя к вам: «Черт возьми, если продать землю, не удастся ли спасти нашего мальчика?..» И что же? — продолжал папаша Каде, издав полный небывалого страдания вздох. — Может быть, разумнее всего было бы продать землю?.. Ухожу, прощайте, прощайте, метр Ниге и компания! Тем не менее я вам очень благодарен, я не… Я уже не знаю, что говорю и даже дверь не могу найти… Ах, Боже мой! Все вращается, метр Ниге, все вращается, и мне кажется, я сейчас умру… Да, да, я умираю. Прощайте, метр Ниге и компания… про… щай… те!