Как только Мейнард был принят на работу, появились дополнительные подробности о характере проекта по добыче полезных ископаемых.
Первые тесты обнаружили обилие титана, алюминия и железа. Ресурсов было достаточно, чтобы приносить надежный доход в течение многих лет... если бы колония была вдвое меньше нынешнего размера. Но глубинный зонд обнаружил нечто гораздо более фантастическое, чем предполагалось. Показания определили жилу металла высокой плотности, залегающую примерно в ста метрах под поверхностью. Она тянулась на двести метров в длину. Резонансное сканирование не совпадало ни с чем из зарегистрированных данных. Геодезисты классифицировали металл как неидентифицируемый.
Большие шишки были в экстазе. Зрачки сузились в предвкушении до черных булавок, слюна капала с их жадных щек, когда они нюхали кокаин из грудей девушек-секс-синтезаторов и строили планы горнодобывающей экспедиции, которая, в случае успеха, могла принести совершенно смехотворную прибыль.
Корабль-колония был задействован и запущен без промедления. Были обещаны бонусы, чтобы заманить рабочих на борт, несмотря на длительное путешествие на Росс 128Б. Даже при использовании сверхсветовых технологий полет в одну сторону занимал год.
Мейнард обычно не соглашался на подобную работу по первому требованию, но ему нужны были деньги... очень нужны.
Он смотрел на объявление о работе с горьким отвращением и думал о своей бывшей жене, Глории; вспоминал, как она трахнула его при разводе и забрала половину его сбережений. Он страстно презирал эту суку. И почти каждый день удивлялся, как, черт возьми, он мог поверить, что уровень ее человеческой порядочности выше, чем у предательского куска крысиного дерьма. Эта сука была готова сыграть в измену, как только истечет срок действия их трехлетнего брачного контракта и она получит право на получение до пятидесяти процентов от их чистой стоимости в случае развода. Она даже не стала притворяться. Не стала ждать пару месяцев или больше, прежде чем приступить к осуществлению своего плана. Нет. На следующий день после того, как документ утратил силу, она съехала, подала на развод и сняла достаточно денег, чтобы оплатить услуги лучшего адвоката, чем того, которого сумел нанять Мейнард.
После того как она вбила последний гвоздь в его гроб в суде, она подошла и посмотрела ему в глаза с той высокомерной ухмылкой стервы, которую она всегда использовала, когда была в ярости.
- Ты неудачник, Мейнард, - сказала она ему, откидывая волосы назад. - Всегда им был и всегда им останешься. Лучше я избавлю тебя от страданий сейчас, чем буду тянуть с этим.
Она усмехнулась, приподняв одну сторону верхней губы. Так она заканчивала каждый спор, когда знала, что он перестал защищаться от ее бешеных нападок - этих кричащих, небылиц, обвинений, лишенных всякой связи с реальностью.
- Ну, ты знаешь, как говорится, детка, - ответил Мейнард, чувствуя, как вновь обретенное чувство свободы высказывать свои мысли поднимается внутри него и сковывает его позвоночник. Он знал, что ему больше никогда не придется общаться с этой сукой. - Женщина делает мужчину, - продолжал он с ухмылкой, - или, как там еще? О, да. За каждым великим мужчиной стоит великая женщина. Но мы оба знаем, что в моем окружении не было ни одной женщины, не так ли?
Ухмылка Мейнарда превратилась в сардоническую усмешку.
Лицо Глории исказилось от ярости, губы скривились, обнажив оскаленные зубы, нос задрался в рывке.
- Ты, гребаный пендосский кусок дерьма! - прорычала она, сжав кулаки, а затем плюнула ему на туфли и ушла, не поддавшись желанию наброситься на него.
Мейнарду захотелось плюнуть в ответ, сделать что-нибудь, но он глубоко вздохнул и утешился тем, что разозлил ее достаточно, чтобы разрушить ее маску самообладания на глазах у всех в суде. Он был спокойным и уравновешенным, а не она. Он был вежливым, а не она. Он чувствовал себя хорошо, даже если его банковский счет кричал в агонии.
Он напился до одури и пару дней смотрел фильмы, пока не понял, что если быстро не снимет жилье подешевле и не найдет другую работу, то сожрет все свои сбережения, как поле сухой травы, подожженное летним солнцем.
Итак, на следующий день Мейнард сидел перед компьютером, подыскивая более дешевое жилье, чтобы переехать, когда на глаза ему попалось объявление о работе в Росс 128Б. Он прочитал базовую зарплату и процент бонусов, и все стало ясно. Выбора не было.
На следующий день он сидел в стерильном офисе с белыми стенами и акцентами из нержавеющей стали и расписывался в получении денег на ближайшие три года. После этого он купил складское помещение, чтобы хранить то немногое, что осталось от его имени, переехал и остановился в маленьком гостиничном номере на окраине Юго-Восточного района на несколько дней до начала миссии.
И вот теперь он был здесь, на шахтерской колонии Росс 128Б, которую все рабочие ласково называли "Надежда азартного игрока" и искренне надеялись, что найдут в этой загадочной жиле металла что-то невероятно ценное.
У них все было расписано, в том числе и у Мейнарда. Чем ценнее был таинственный металл, тем выше был процент премии.
Мейнард мечтал о том, чтобы сорвать большой куш. Чтобы иметь достаточно денег и никогда больше не заниматься подобным. Быть в достатке, не жертвуя своей плотью ради того, чтобы просто свести концы с концами.
Своей плотью.
Тело Мейнарда почти онемело от постоянного грохота, но мозг в его черепушке, казалось, испытывал мучительную боль. Он был готов поклясться, что железный зверь расшатает его на части. Когда-нибудь он просто задрожит, затрясется и превратится в пыль в своем костюме. Когда они откроют крышку, его останки вылетят наружу и рассеются в космосе без атмосферы, связывающей их с планетой.
Он застонал от усилий, когда ему наконец удалось отколоть довольно большой и упрямый кусок железной руды, который он с трудом одолел. Он выключил отбойный бур и решил передохнуть.
- Бакстер, - сказал он в микрофон шлема.
- Да? - отозвался его напарник.
- Метка, - ответил он и сел на спинку бура.
- Принято, - ответил тот. - Буду через пять микрофонов.
Мейнард активировал КПК на своем костюме, выдвинул стилус и набрал сообщение Дженне Паркс - своей девушке, главному врачу станции и новой причине жизни Мейнарда. На самом деле именно благодаря Дженне Мейнард задумался о доброте Вселенной и о том, есть ли на свете бог, который наконец решил позаботиться о нем.
Он с нежностью думал о ней, пока набирал текст. Дженна стала для него маяком надежды на то, что ему удастся выполнить этот контракт и многое другое. Она работала на борту станции, расположенной на орбите над ним. Они познакомились в первые дни его отпуска и сдружились, болтая за многочисленными напитками. Мейнард убедился, что Дженна - нечто особенное, когда ей удалось вытащить его на сцену, чтобы спеть дуэтом в караоке. Он никогда не пел в караоке и не делал ничего другого, что ставило бы его перед пристальным взглядом публики. Но она заставила его это сделать, и это его приятно позабавило. Когда бар закрылся, он повел себя как джентльмен и проводил Дженну в ее номер. Она поцеловала его в щеку. Он сделал ответный жест, отсалютовал и сказал ей:
- До свидания и спокойной ночи, прекрасная леди, - а затем повернулся и, пошатываясь, вернулся в свою комнату. Следующие несколько вечеров они проводили вместе, когда Дженна уходила с работы, пока у Мейнарда не закончился отпуск и ему не пришлось вернуться к изнурительному труду внизу.
Мейнарду нравилось думать о том, что Дженна смотрит на него сверху вниз. Он знал, что иногда она подключалась к камерам видеонаблюдения, установленным по всей колонии и в местах раскопок, когда работала, и наблюдала за тем, как он трудится с отбойным молотком. Время от времени она посылала ему видеосообщение, в котором говорила, чтобы он был ковбоем и выкладывался по полной. Она высовывала язык, смеялась, а потом целовала его.