Седов прерывает его резко:
- Я не прошу, а приказываю вам прекратить эти разговоры!
Все молчат.
Центральный зал управления полетом. У своего пульта - Зуев с лицом измученным и непроницаемым. Рядом с ним - Самарин.
- ...И все-таки мы обязаны попробовать изобрести еще что-нибудь. У нас есть час, - продолжает разговор Самарин, взглянув на табло, где неумолимо и бесстрастно менялись светящиеся очертания секунд и минут.
- Мы сделали все, чтобы они поняли: мы за продолжение контакта, говорит Илья Ильич. - "Гагарин" приблизился еще на 50 метров. Мы передали телеизображение автомата жизнеобеспечения, дали в двоичной системе предельный ресурс его работы, показали схемы атомов кислорода и азота. Мы использовали все возможные, спорные и бесспорные виды связи. Мы использовали все, что придумала наука за последние десятилетия для связи с внеземными цивилизациями. Нас уже поняли бы дельфины и мартышки...
- Спокойно. Мы пока разъясняли, - перебивает Самарин. - Это правильно. Но нельзя ли как-нибудь показать наше нетерпение, тревогу, наше недовольство, наконец?
На экране телемонитора связи с Хьюстоном - лицо Кэтуэя. Он строг и официален.
- Мистер Зуев! Мы предлагаем в 03:35 бортового времени, то есть через 5 минут после того, как у Лежавы и Редфорда иссякнут ресурсы и их уже никто не сможет спасти, направить на излучатель лазерный бур "Мэйфлауэра". Мы предлагаем согласовать наше предложение с Советским правительством, президентом Соединенных Штатов и генеральным секретарем Организации Объединенных Наций... Несколько месяцев они висят над нами, Илья, говорит Кэтуэй уже неофициальным голосом. - Глушат нашу связь. Погибли самолеты, корабли. Мы летим навстречу, а они гробят наших ребят. Чего же еще ждать?
- Это страшное решение, - говорит Зуев. - Я никогда не уходил от решений, но сейчас нужно думать и думать... Я отвечу тебе через 10 минут...
Неподвижно висит в звездной бездне ярко освещенный солнцем "Гагарин". Рядом с ним темная масса излучателя. И вдруг она начинает быстро наливаться светом. Именно наливаться, словно внутрь "Протея" втекает какая-то лучезарная жидкость.
- Саша! - кричит Леннон, обернувшийся к иллюминатору, за которым теперь ясно было видно снова чуть пульсирующее тело "Протея".
Майкл не успел еще ничего добавить, а остальные - понять, как маленький, плавно поднявшийся бугорок на этом теле вдруг разошелся, как бы лопнул, и рядом с излучателем, тихо вращаясь в невесомости, зависли две маленькие фигурки.
- Второй! Четвертый! Я первый! Вы слышите меня? - кричит Седов.
- Я второй, - отвечает Редфорд так спокойно, как будто он вылез из тренажера. - Слышим хорошо, можешь даже чуть тише говорить...
Да, конечно, он понимал, как ждал мир его слов, и сейчас самим голосом своим и этой столь обыденной "телефонной" фразой он успокаивает родную планету и своих друзей.
- Все в порядке, а как у вас? - спрашивает Лежава.
- Ребята! Ура! - кричит Седов. Лицо его мокро от слез.
Все четверо бросаются друг к другу и, свившись в какой-то причудливый клубок, медленно вращаются посреди обсерватории в немыслимом хороводе невесомости.
Несущиеся со всех ног в телетайпный зал журналисты выбивают поднос с черным кофе из рук хорошенькой девушки в белом крахмальном переднике и кокошнике.
Редфорд и Лежава сидят в кают-компании "Гагарина" перед микрофонами и телекамерами, перед четырьмя своими слушателями.
- Поверьте, - говорит смущенно Лежава, - самое смешное, замечательное или ужасное заключается в том, что мы ничего не можем рассказать Это было как сон, очень приятный, покойный сон, разве что в детстве мы спим так сладко... Сны? Да все время... Но как это рассказать... Мы не видели никого, кого можно было бы назвать живым существом, пусть даже совершенно не похожим на нас. Мы не видели предметов, которые сохранили бы на себе следы искусственного происхождения... - Он говорит медленно, с трудом подбирая слова.
- И вместе с тем, - добавляет Редфорд, - мы всем своим существом ощущали некий умственный контакт с различными - как бы это объяснить?.. телами... Точнее - объемами, которые плотно нас окружали, меняя свои размеры, формы и освещенность.
- Эти объемы - живые существа? - спрашивает Седов.
- Не знаю, - рассеянно говорит Лежава. - Может быть. Мы чувствовали их заботу, их внимание, правда, Алан?
Редфорд кивает.
- Мы были совершенно спокойны почему-то, совсем не волновались, верно?
Редфорд опять кивает и говорит:
- Я не знаю, есть ли там живые существа, но это разум...
Зуев говорит звонко и раздельно:
- Экипаж "Гагарина" поздравляем с успешным выполнением намеченной программы. Принято решение: немедленно отойти от "Протея" и взять курс на "МИР-4". Ждем вас на Земле, друзья!.. Как слышите меня, "Гагарин"?
Весь экипаж космического корабля - на командном пункте. Приказ Зуева слышали все, но Седов не отвечает. И никто не отвечает.
- Вы слышите меня, "Гагарин"? - вновь переспрашивает академик. - Я двадцатый. Прием...
- Мы слышим, Илья Ильич, - спокойно говорит Седов. - Только нам сейчас никак нельзя уходить... Помните, перед стартом вы говорили мне, что даете право принимать единоличные решения в случае необходимости. Так вот, такая необходимость есть. Мы не можем уйти. Контакт - это только начало, поверьте нам. Я, мы все, - он оборачивается к друзьям, - поняли это. Мы верим в это. Все еще впереди. - Он обводит глазами своих друзей, как бы ища в них поддержку, и встречается с уверенными и ясными взглядами Алана Редфорда, Юрия Раздолина, Майкла Леннона, Анзора Лежавы, Джона Стейнберга - членами экипажа межпланетного корабля "Гагарин", людей с планеты Земля.
Светится пульсирующий "Протей". Два человека снова плывут в открытом космосе. На плече одного из них - маленький звездно-полосатый флажок, а у другого - красный, с серпом и молотом. За светофильтрами шлемов нельзя разглядеть лиц Александра Седова и Майкла Леннона. Но это они летят в космосе. Все ближе и ближе светящаяся поверхность инопланетного корабля, на котором уже заранее, словно призывая их, возникла, закружила волчком, все расширяясь, растягиваясь, широкая воронка, готовая принять людей, поверивших в Добро и Разум.