- Так уж и каждый, - возразила Березова, все еще разглядывая свой портрет, сделанный любительски, неумело. Но что-то удалось схватить.
Он поднялся, опять стал мерять комнату шагами. Ему было явно душно и тесно в квартире. Какие темные силы носят его по жизни? Что все же он натворил?
- Дилетант! Во всем дилетант! - зло вырвалось у Стекловой. - Ни к чему душа не привязана, ни за что не отвечает, ни за кого не болит. И на лбу печать никем не признанного гения. Конечно, и стихи пишете, и мелодии сочиняете. За все беретесь, а в итоге ничего не выходит. Нет в вас главного чего-то, своего, личного. И откуда вы такой?
"И впрямь, откуда?" - спросил он себя. Нахватался отовсюду понемножку. С детства читал запоем. А потом стал растворять в себе тех, к кому притрагивался, ничуть не заботясь о собственном стержне. Нет у него этого стержня, оттого так легко вбирает в себя то одного встречного, то другого, если чувствует, что может подзарядиться энергией радости, беззаботности. К таким же, как детдомовский Леня Носов, ставший индикатором его странного дара, старается не подходить слишком близко - душа разбаловалась и размякла в постоянном кайфе.
- Такое впечатление, - в раздумье сказала Березова, - что вашего пара хватило бы и на турбину, но вы пускаете его в свисток.
Стеклова насупилась. Было невмоготу смотреть, как он мотается туда-сюда.
- Я привел вас в замешательство? - Он остановился напротив нее. - До сих пор разгадываете ребус, кто я и откуда?
- Разве и Таня не знает? - удивилась Березова. - Это уже интересно. Она заерзала в кресле, поудобней устраиваясь, как на представлении. - У вас что, блиц-роман?
- У нас деловые отношения, - строго сказал он.
- Да, Надя, у нас дела, - кивнула Стеклова. - Но ты не уходи. - И неожиданно для себя стала обсуждать, какого цвета полоски пустить на свитер Юрке - собралась вязать, а фасон не продумала.
Он продолжал ходить по комнате, удивляясь, до чего они разные, эти женщины, с которыми его столкнул случай. Несмотря на распахнутость людям, открытость, вряд ли Березова уделила бы ему столько внимания, сколько Татьяна. Скорей всего тут же выдворила бы за дверь. Такие в критических ситуациях действуют слишком правильно. А вот Татьяна не каждого и не сразу впустит в собственную душу, хотя и быстро увлекается людьми и способна на безрассудные поступки. Зато и отважно любопытна, и сопереживания ее глубже, более цельны, надежны.
По странной аналогии подумалось о Зое, о том, что, судя по письмам, в ней почти детская наивность Березовой и замкнутая отвага Татьяны. Или это лишь домысел?
Пока подруги болтали, он набрал по телефону код города, в котором жила Зоя, и затаил дыхание.
- Але! Але! - тревожно отозвалось на другом конце провода.
Именно таким и представлял ее голос: тонким, сильным, нежным.
Молча опустил трубку.
- Я, наверное, пойду? - вопросительно сказала Березова, вставая.
Он как раз проходил мимо нее и почти безотчетно прикоснулся к ее плечу:
- Посидите еще.
Березова вскрикнула, грузно шлепнулась в кресло.
- Что? Что случилось? - рванулась к ней Стеклова.
Березова сидела, схватившись за грудь, глаза ее были расширены.
- Будто дыра... здесь. Пустое место, - проговорила запинаясь. Ее бегающий взгляд остановился на Коляне, в глазах мелькнуло смятение:
- Постойте... Как только вы тронули меня за плечо... - Она спрятала лицо в ладонях. - Меня будто обокрали.
Стеклова резко обернулась к Коляну.
- Что? Что вы сделали? - прошипела она, хватая его за ворот.
- Не прикасайтесь! - Не успел предупредить он, как ее отшвырнуло в противоположный угол.
Он выбежал в коридор, рванулся к входной двери, стал лихорадочно дергать подряд все замки, но дверь не открывалась.
- Постойте, - услышал голос Стекловой.
Слегка пошатываясь, она вышла к нему, машинально протянула руку, но тут же испуганно отступила.
- Вам никуда нельзя, - сказала осевшим голосом. - Пройдите сюда, указала глазами на детскую.
Он понял, что она о чем-то догадалась. Понурив голову, послушно удалился.
- Таня, - шепотом сказала Березова, - Таня, что это?
- Оставь нас, - попросила Стеклова, - объясню потом, а пока никому ни слова.
Березова растерянно кивнула и молча покинула дом.
Опять они сидели в разных углах гостиной и молча смотрели друг на друга.
- Теперь вам все ясно, - наконец сказал Колян.
- Мне ничего не ясно, - хмуро возразила она. - Кроме того, что к вам нельзя притронуться. Вы будто под током.
- В этом и причина моих преступлений. Дело в том, что я умею прикасаться к чужим душам.
Она смотрела на него почти бессмысленно. То, о чем он говорил, не укладывалось в обыденные представления о воровстве.
- Как же это у вас получается?
- Не знаю. Вино плюс вода и музыка.
- Что?
- Заряжает и разряжает. Стоит исключить вино, и я могу быть очень полезен, но сейчас это уже редко случается. Когда же заряд минусовый... Впрочем, сами видели.
- Но зачем это вам, если приносит одни неприятности?
- Не знаю.
- Что же вы делаете с чужими чувствами?
- Забавляюсь ими, грею собственную душу, испытываю ее в разных состояниях, - глаза его загорелись, как у маньяка. - Даже не представляете, какое это удовольствие - прощупывать десятки чужих состояний! Вот вы идете по улице или просто с кем-то беседуете, и самое большее, что улавливаете в человеке, это выражение глаз, лица, по которому можно догадаться о внутреннем мире. Но эта догадка вне вас, то есть вы можете даже сострадать или радоваться с кем-то его радостью, однако все это не то. Вы никогда не сумеете полностью вобрать в себя чей-то восторг или печаль.
- Почему же, - начала было Стеклова, но он опередил ее.
- Не спорьте, все эти так называемые сопереживания - ничто в сравнении с тем, что происходит со мною. Мне дано умение врываться в физическую оболочку другого и творить там ералаш. - По лицу его блуждала улыбка фанатика. Слегка прикрыв глаза, он продолжал: - Дорогая Татьяна Васильевна, вы не можете и вообразить, до чего это утомительно и чудесно вторгаться в чужие миры. Знаю, что и преступно, но если бы у вас была возможность хоть раз окунуться в душу другого, вы бы поняли меня. Вот, говорю себе, мимо прошла пушистая доброта и обволокла меня с ног до головы мягким теплом. А знали бы, как ранят колючки зависти и ненависти, но я стараюсь избегать их, как и все тяжелое, неприятное, имеющее такое же число оттенков, как и счастье. Зато в радости купаешься, точно под теплым душем. И вот, когда я забираю чужое состояние, человек ощущает себя обкраденным. Так ведь? Что испытали вы?