Но однажды вспомнила о Витьке нехорошо, хотя он был тут ни при чем. Она тогда студенткой проходила практику в районной газете, снимала комнату у портнихи - оптимистки, терпеливо ждущей счастливого переворота судьбы в свои немолодые годы. Как-то на праздники портниха отлучилась в гости, и она осталась в квартире одна. Ночью проснулась от чьих-то негромких голосов под окном. В тусклом свете уличного фонаря увидела два мужских силуэта у входной двери, которую явно пробовали открыть. Все сжалось, завибрировало в ней так, что услышала клацанье собственных зубов. Первое, что пришло на ум, беззлобно объяснить ворам: у нее нет ничего ценного и вообще последнее дело лезть в чужой дом, за это можно и угодить кое-куда. Затем спохватилась, будет ли принята во внимание ее душеспасительная речь. Вдруг пропал голос, хотела кашлем дать знак о своем присутствии и не смогла. А взломщики становились все энергичней, тогда она перевернула стул. Это заставило их насторожиться. Наконец прорезался голос, деланно закашлялась. Воры вмиг исчезли, она же до утра не сомкнула глаз.
Было еще несколько случаев, когда ей напоминали о существовании преступного мира, но все это происходило с кем-то, не рядом, без зарубок в собственной душе.
С тоскливой брезгливостью смотрела на спящего. В своей немноголетней журналистской практике до сих пор сталкивалась лишь с надоями, яйценоскостью, пальметными садами. Не однажды думалось, что хорошо бы на время оторваться от навоза и приплодов, раскопать какое-нибудь потрясающее уголовное дело и выдать нечто громкое, сенсационное, чтобы за газетой с ее статьей стояла очередь у киосков. Однако такое в редакции выпадало лишь Майе Рубовой. Ее же уделом было не выходить за рамки сельского хозяйства.
И вот нечто ворвалось в дом, а она оказалась неподготовленной, растерялась.
Было что-то искусственное, нереальное в сложившейся обстановке, пришло сомнение - уж не разыгрывают ли ее? Вдруг парень сейчас вскочит, рассмеется и признается, что он коллега ее бывшего мужа, артиста драмтеатра Геннадия Кротова, и над ней подшутили, репетируя детективную пьесу?
Она мяла в пальцах потухшую сигарету и бестолково прокручивала дальнейшие действия. Вот подойдет к этому бродяжке, разбудит и вежливо скажет: иди, голубчик, домой. Здесь не вокзал, некогда любоваться тобою. Мне еще очерк надо заканчивать, чтобы получить гонорар и купить сыну ко дню рождения луноход.
На ее месте любой порядочный человек давно бы позвонил в милицию. Может, этот тип кого-нибудь прикокнул. С Надеждой посоветоваться, что ли? Высоколобая подруга хотя и максималистка, но рассуждает трезво, практично, без романтических заскоков, на которые лично она до сих пор падка.
Оглядываясь на парня, встала, потянулась к телефону на столе, чтобы вынести его в коридор, когда спящий вдруг открыл глаза и совсем не сонно, твердо сказал:
- А вот этого делать не следует. Чего боитесь? Я никого не убил.
С шумом поставила телефон на место, досадливо обернулась:
- Уснули, ну и спите на здоровье. Так нет же, еще и комментарии, что мне делать в собственном доме! Вовсе не в милицию звонить хотела, а подруге.
- Все равно не надо.
- А что надо?! - взорвалась Стеклова. Скопившееся наконец нашло выход. - Я спрашиваю вас, что надо?! - Она грохнула кулаком по столу. - У меня работа срочная, а вы развалились тут и дрыхнете.
- Могу уйти в другую комнату, - невозмутимо сказал, он, и Стеклова отметила, что в спокойствии это совсем иной человек, нежели тот, ворвавшийся без спроса.
Было в нем нечто, выдающее натуру грубую и опасную.
Он встал, хрустнул суставами, потягиваясь.
- Вы работайте, а я побуду там. Можно? - Не дожидаясь ее разрешения, ушел в детскую.
Она стояла ошеломленная, не двигаясь. Прислушивалась - не заскрипит ли под его телом диван? Нет. Равномерные шаги по комнате взад-вперед и вздохи.
- Не вздумайте никуда звонить, - не то посоветовал, не то приказал из детской. - Не такой я крокодил, каким представляете. Садитесь и пишите.
Она усмехнулась. Интересно, кто из ее коллег смог бы работать в подобных обстоятельствах? Даже плодовитая Майя Рубова, зуб проевшая на уголовщине, и та, наверное, запаниковала бы и уже нашла бы способ сообщить милиции о преступнике. Вот он, телефон, перед ней. Стоит набрать "02" и быстро сообщить свой адрес, этот тип даже не успеет войти, схватить трубку...
- Успокойтесь, - раздалось из детской.
Ишь ты, психолог. Впрочем, нетрудно догадаться, о чем она думает. Села за стол, сжала голову. В висках стучала боль. Сейчас бы самой прикорнуть.
Опять послышался вздох. Но это уже был вздох не просто усталого, а загнанного, припертого к стенке человека.
Одна часть его существа чутко прислушивалась к тому, что делается в гостиной, другая возвращала недавнюю явь.
Он плыл в толпе, и ноздри его нервно подрагивали, впитывая запахи духов, пота, мануфактуры, обуви, продуктов, глаза жадно вбирали многоцветье одежд, разнообразие лиц и взглядов. Долго он был лишен этого праздника, и сейчас волновала каждая деталь: новые марки машин, непривычный для глаза крой женских платьев, броские рисунки блуз, изящных форм сумочки. Как буянистый жеребец, выпущенный из душного стойла на вольный луг, он готов был, дурашливо взбрыкивая ногами, бежать неизвестно куда. Мысленно обнимал встречных девушек, скользил взглядом по дряблым лицам стариков, мужчин с нагловатым спортивным напором, так не вяжущимся с их женски яркими рубахами. Руки тянулись к взъерошенным вихрам мальчишек и нежным челочкам малышей. Чудилось, что все понимают его, хотя общее лицо толпы было равнодушным.