Ты сам превращаешь его в «утопленника»! Потому что это не он, а ты, ты — тот, кто вселился в него, который завладел им сейчас!
Но так было и прежде: с ним «унифицировалось» поколение за поколением, с единственной настоящей личностью во всем вашем действительно безбудущном роду. Ваши предки обменивали свое настоящее на его прошлое. И после каждого такого навязанного ему обмена, он становился тем, кем был сейчас — мужчиной с живым телом, но без духа.
И вот он, в который уж раз, опять не красив, не сиятелен. Не дерзновенен. Стоит там, безвольно опустив плечи, без движения, с лицом, на котором застыла не его мертвецкая маска… И никакого очередного шага, и никакой необреченности…
Он не Йоно.
Я не «самый совершенный медиум».
Я, в конечном счете, не более чем какой-то там фактор, который сделал видимой пренебрежительно краткую частицу повторений этого противоестественного двухвекового обмена. Или, иными словами, «активизировал» ее, невольно и неосознанно запитав энергией, жизнью того упрятанного в склеп малыша.
— Очнись, Вал!.. Выйди! Пошли!!!
Я приложила неимоверные усилия, чтобы прокричать это, но мне удалось выдавить из своих немощных легких лишь сдавленный хриплый шепот. Это, однако, не имело никакого значения — не криками преодолевала я время между нами. Если вообще существовал какой-то способ его преодолеть.
Я сделала глубокий вдох в попытке нормализовать хотя бы частично собственное дыхание… Закашлялась. Обычный приступ, но такой несвоевременный. Смертоносный? Я никак не могла с ним справиться, горло душили спазмы. Я шаталась! Руки корчились сзади, плескаясь, как умирающая в грязи рыба. Из глаз текли слезы, слепили, но не настолько, чтобы не видеть скованную, бездушную фигуру, которую являл собой Вал, словно он был в гробу. Будто и он, подобно мертвецам, мог существовать в настоящем только без плоти, только… как фантом!
Кашель внезапно прошел. Я затихла в почти хищном желании выследить, выудить догадку, мелькнувшую на миг… Фантом. Наши фантомы — нас, бывших когда-то Эмилии и Вала… Целовались дико, отчаянно. Словно в память о чем-то… не непременно предстоящем. Они пребывали в настоящем не больше, чем час назад, и если все еще… Я знаю где их искать!
Я начала медленно поворачивать голову… И их лица вливались одно в другое, их тела смешивались, как-то полувтекая одно в другое… Набравшись решимости, я взглянула — на холмик…
Оно замерло там, наверху.
Огромное серое… Нечто. Памятник нашему детству — раздутый до потрясающих размеров нашей гипертрофированной ностальгией по нему. Неузнаваемый. Но все же памятно — личностно связанный со мной. С нами! И если сейчас я смогу передать ему свои мысли, свои чувства… Я мобилизовала все оставшиеся психические силы и невольно затаила дыхание в предвкушении испытать чувство полета, подъема. В действительности же, как мне показалось, я проваливалась, падала вниз с головокружительной скоростью. Я инстинктивно закрыла глаза, а когда овладела собой и открыла их…
На холме вспыхнул пожар.
Это горят они, Эми и Вал! И подожгла их — я!!! Я должна сейчас же их потушить, погасить… Они поднимались все выше — ослепительно белые языки пламени, танцующие с тенями уходящей ночи. Они уйдут и… а они мне нужны, какие угодно, сейчас, нужны больше, чем когда бы то ни было прежде… Но у меня уже не было власти над ними. И я могла лишь смотреть на них… смотреть, как языки закручиваются, вытягиваются в лучистую белую ленту, и та выстреливает далеко ввысь. Очерчивает в небе дугу, которая связывает холм… со склепом, невидимым отсюда, невидимым для меня. И эта белая-белая дуга постепенно становится все тоньше, бледнеет…
Наступил мрак.
Я плакала, утонувшая по грудь в болоте. Плакала, но не о себе, и не о мужчине, стоявшем рядом, а о том огромном, невероятном НЕЧТО, которое смогло меня понять. И сделать гораздо, гораздо больше, чем могла бы сделать я. Потому что, пусть и неузнаваемое, искаженное нами самими, это было все-таки наше детство. Самая светлая часть наших душ, и именно поэтому оно ушло — возвращая жизнь другому ребенку, ребенку сейчас.
И конец. Его уже нет… Но почему… от чего оно светится?.. светится?.. светится?.. Мне казалось, что я не слышу этого своего странно резонирующего вопроса семнадцатилетней давности. Мужчина, однако, пришел в движение — как будто тоже услышал. Повернул голову в сторону холма.
Где, несмотря ни на что, словно воскресающие из незримого, невещественного пепелища, опять поднимались они!