И каким-то необъяснимым образом продолжает быть нам нужным — именно благодаря ему мы сейчас остановились. Чтобы сказать друг другу:
— Когда Дони станет лучше… мы снова приведем его сюда, правда, Эми?
— Да. Непременно!
Мы переглянулись, почти улыбаясь, объединенные нашими общими воспоминаниями, и общим желанием на будущее. Потом начали спускаться вниз по скалистому крутому обрыву. К океану, окаймленному сейчас сероватой песчанной кромкой, которая уже через несколько минут превратится в золотистую…
Залив. Только бы добраться до этих спокойных, тихих вод, и я тут же брошусь в них, хотя наверняка они еще довольно холодные.
— Жалко Арнольда. — Вал печально покачал головой.
А как только смою грязь, и сознание мое станет чище, я стряхну с себя воздействие той демонической старухи…
— Очень жалко! — продолжал ее сын. — Особенно как подумаю, что он до конца сохранил верность человеку, для которого никогда не был больше, чем слугой. Да и взяли-то его только из-за болезни; потому что в свое время у капитана Ридли тоже был глухой слуга. Отец приклеил ему имя «Арнольд», словно какой-то ярлык. И теперь я даже не помню как в сущности его звали. Уильям? Уолтер?
— Старик, — брякнула я. — Он хотел быть хорошим, и ему это удавалось, хотя в его возрасте и при здешних обстоятельствах это было нелегко. Однако, пусть даже не хороша, имеем ли мы право винить ее за это?
— Эми, ты… о ком говоришь?
— О твоей матери, Вал, о твоей родной матери, которая, в конечном счете, не бросила вас, чтобы уехать куда-нибудь, ведь так? Так?
— Да, — коротко подтвердил он и замолчал, наверное, ожидая, что я скажу дальше.
— А дальше не скажу ничего! — отрезала я. — А то, что сказала только что… забудь об этом! Сейчас нам надо просто дойти до воды. Молча!
Но крутой склон вдруг оказался слишком труден для меня — у меня подкосились ноги, и я села на первый попавшийся камень. Запыхавшийся Вал охотно сел напротив, удобно поправив Дони, которого он держал на руках и… Я не могла больше хранить молчание:
— Я думаю о начале, Вал, о самом начале. Представляю себе, как оно подползало к вам годами, упрямое и липкое, и как добралось до вашей жизни. Вошло в нее как… спасение…
Когда два с половиной года назад, в тот переломный вечер накануне Рождества, она украсила елку с такой же заботой, как раньше. Поставила на стол любимые лакомства сына и дочки, как раньше. Приготовила для них прекрасные, полезные подарки, как раньше. И вообще…
— Она была, Вал, просто стареющей, усталой женщиной с вечной головной болью и отекающими ногами, которая поставила перед собой непосильную задачу создать вам праздничное настроение. Она до болезненности привязана к вам. Несчастная от навязчивой мысли, что вы несчастны.
— Несчастны, да, — услышала я уничижительное признание Вала. — Горемыки!
— Верно, — услышала я словно издалека и свое унижающее его подтверждение. После чего добавила: — А над тобой, Вал, помимо полного отсутствия перспективы существования здесь, с давних пор висела и та твоя… роковая вина… по отношению к отцу… Господи!!!
Нет! Никакой вины не было!
— Слушай, Вал, никакой… никакой…
Я не смогла говорить дальше, а мне хотелось, надо было сказать ему что-то очень важное — о нем, Вале, о нас. Только что? Я начала ждать подсказки, как тот актер, который забыл текст и прислушивается к шепоту суфлера…
— Да… с тех пор… с тех пор, как вашего отца парализовало, вы втроем всегда проводили праздники одни, подчиняясь какому-то меланхолическому стереотипу. Но тогда, в тот самый предрождественский вечер, она, ваша мать, решила приготовить вам еще один, по ее мнению, очень волнующий сюрприз: девочку, которая не только праздник, но и целую неделю каникул проведет вместе с вами. Мариша! Помнишь ее, а?
— Помню.
— Она была не совсем здорова, но приятное, интересное общение помогло бы ей немного развеяться, вдохнуло бы в нее силы. — Я говорила уже не спотыкаясь, словно наизусть. — И потому-то ваша мать выбрала именно ее. Она искренне любила детей, дарила детскому дому подарки, абсолютно бескорыстно. И вот у вас в доме появляется девочка-«сюрприз». Неудачница. Потому что надежды вашей матери на то, что милосердие, которое помогало ей в ее жизни, на этот раз поможет и вам, оказались иллюзией. Увы. Бледненькая, забитая сиротинка не стала центром вашего внимания, вы не пленились желанием сделать так, чтобы пусть раз в жизни она почувствовала бы себя счастливой. Наоборот, «из-за нее» вы погрузились еще глубже в пучину жалости к самим себе, и тогда ваша мать…