«Позаботься о ней, Рона… — Она мертва. Уже пятнадцать лет. — Не бросай ее, если когда-нибудь… она будет нуждаться в помощи…»
Любовник? Выдумки!
И глаза ее вблизи — погасшие… А были такие теплые, искрящиеся…
— МАМА?!
Она ушла от вас, чтобы умереть…
«…в помощи… доченька моя… Эми, Эми…» — Она, словно смотрела на меня, словно протягивала мне свою до ломкости исхудавшую руку, которая никогда, никогда больше не погладит меня.
…в этой больнице для последних бедняков…
И мука раздирала, разрывала мне душу. На куски…
— Мама!!
Я видела, как она умирала! Я опустилась на колени… перед ней.
— Дони, что с тобой?.. Что с ним? Эми, посмотри!
И никуда она не уезжала, «любительница развлечений». Умирала страшно-страшно! — и потом гнила в своем мелком гробу…
— Я сейчас… я видела ее, ОНА мне ее показала, Вал, Вааал…
— Ну, Дони, очнись, мальчик мой! Слышишь?.. Тебя ждут путешествия и… посмотри-ка, прочитай вот тут: «Моя очередь!» Ну да, да, твоя…
— Твоя очередь быть ребенком! — простонала я, и только после этого смысл произнесенного врезался в мое сознание.
Мальчик. Чужой. Ничей. Вал положил его на песок и так же, как я, опустился на колени. Дони лежал между нами. Уже не спал. Глаза его выглядели не просто открытыми, а словно раздвинутыми чьими-то невидимыми руками и невыносимо похожими — погасшими — на глаза моей матери! Кожа его была трупно синюшной, тельце — каким-то вытянутым, словно смерть поспешила зафиксировать его в таком окоченевшем состоянии еще до того как отнять у него жизнь… окончательно.
Я схватила его за руку — леденяще холодная, но кончики пальцев теплились. Она начала! И на сей раз вряд ли остановится на том, чтобы только его использовать…
— Она его уничтожит! Я не могу ее остановить, уже не могу, не могу…
Вал поднял на меня глаза. Непонимание, отчаяние, смятение, паника… Мне показалось, что я увидела как все эти чувства тенью пробегают по его побледневшему лицу. И как за одно мгновение усилием воли он отогнал их:
— Но мы можем. Мы остановим ее, Эми!
Он крепко сжал мою руку в своей, а другой взял за руку Дони. Странный круг: три человеческие фигуры на песке. И берег рядом с нами, и океан — гигантское безразличие…
И живая стихия — старуха, которая хочет!
Хочет, чтобы все для нее осталось таким же, как и раньше.
Она быстро брала надо мной верх. Выуживала мои чувства, затирала в них Дони и Вала, и так… в сущности разрывала наш круг! Я оставалась в нем всего лишь как слепое, глухое и не осязающее физического присутствия…
Я в склепе, и старуха смотрит прямо на меня, кивает с торжествующим видом. Словно видит меня. Потом поднимает руки с растопыренными пальцами, они напоминают мне пауков, когда она накладывает их на голову Юле… которая уже в трансе. С лицом, лишенным выражения, с белыми глазами — знаю, она смотрит внутрь себя. Сползает медленно вниз. Ложится в ноги матери и тогда…
Вокруг начинает стелиться прозрачный красноватый туман, напоминающий мне болотный, почти такой же. Я с трудом преодолеваю отвращение от чувства, что все еще не вылезла из той грязи. А туман… о, он исходит от самой старухи! Он струится из тела, бьет изо рта, ноздрей, ушей, глаз, лениво уплотняется вокруг нее, и совсем редко его пронизывают белесые нити — никакого сияния не предвидится.
На этом сеансе все будет не так. Будет смертоносно!
Но где-то там, на песке, мужчина продолжает держать крепко наши руки, мою и Дони. Я его не чувствую и все же уверена в нем — ведь он в единении с Йоно — сейчас. Но где-то там, там…
Пока я бестелесно пребываю здесь. Я даже не тень, а просто какое-то невещественное присутствие, которое не может сделать абсолютно ничего, а лишь смотреть, смотреть. Вынужденно смотреть, потому что и глаз нет, которые можно закрыть… И вот, старуха, силуэт которой резко очерчен несмотря на туман, снова поднимает руки — одинокие руки, и в то же время агрессивные, загребущие — делает ими ускоряющиеся, может быть, ритуальные движения. Начинает вертеться… но как бы против своей воли. Волосы срываются со шпилек, развеваются серыми прядями, обвиваются как змеи вокруг ее шеи и лица с раздувающимися тонкокожими щеками… Ветер?! О, Дони, Дони… И юбка ее полощется, обматывается вокруг тела, оголяет ноги высоко над узловатыми, подгибающимися коленями…