Осталось лишь имение рода Ридли, соперничество идет теперь из-за него. Кто же получит его после смерти теперешнего Джонатана Ридли — парализованного еще до того, как его парализовало, не создавшего ничего в своей жизни в отличие от своего далекого тезки и пра-пра-пра-отца. Кто первый присвоит себе имение? Александр из рода Трависов или Разруха из рода Времени?.. А может, они разделят его между собой?
— Ну, а как ты, как ты? — фальшиво бодрым тоном поинтересовалась госпожа Ридли. — Рассказывай, как ты живешь.
И все. А я не стала ей рассказывать, и она не нашла в себе сил настаивать. Ей было сейчас не до меня и вообще не до разговоров. Ей было и не до машины, не берусь утверждать, что она плохо вела автомобиль, но время от времени ее рассеянность переходила границы, обеспечивающие безопасность, или, точнее, она выезжала за границы совершенно прямой дороги. Руки у нее дрожали, тряслись в сущности. А вдруг она упадет в обморок? Я всматривалась в нее с нарастающим беспокойством и… Нет, она не так сильно постарела, как мне показалось сначала. Да и лет, насколько я припоминаю, ей было не так уж много, где-то около шестидесяти. В действительности она казалась постаревшей. Так выглядела бы любая переутомленная женщина. Но о ней можно было бы сказать: сверхпереутомленная не днем или неделей, а едва ли не годами беспрестанного и непосильного для души и тела труда. Вот почему она ночью так «невероятно» глубоко спала, подумала я. А я поспешила объявить ее сумасшедшей.
Но сумасшедшая или нет, а в нескольких метрах от нас лежала пропасть, внизу клокотал океан…
— Госпожа Ридли, не слишком ли вы… гоните?
— Надо соблюдать дистанцию, да?
— Дистанцию? — отозвалась я.
Я еще больше обеспокоилась: не мерещатся ли ей какие-то машины на дороге? На ведущей только к имению и потому совершенно пустынной дороге.
— О какой дистанции вы говорите, госпожа Ридли?
— О твоей «госпожа Ридли». «Тетя Рона, тетя, тетечка», раньше ты так меня называла. Тогда я тебе нравилась, Эмилия. — Слава Богу, она не сделала паузу, чтобы я сказала ей, что и сейчас она мне нравится, а продолжала: — Так что в память о добром старом времени, о хорошей неделе в прошлом называй меня «тетей». Но если хочешь знать, я тебе не тетя, а что-то вроде пратети, потому что я прихожусь в некотором роде тетей твоей матери. — «Матери» она произнесла с печальным вздохом, точно говорила о покойнице. Даже позволила себе добавить: — Бедная, несчастная Диана!
— О, у тебя нет никаких оснований ее жалеть, — быстро возразила я. — У моей матери все отлично. В этом я уверена.
— Ммм… Гм… — «ответила» мне госпожа Ридли.
Едва мы въехали в город, как она тут же нажала на тормоз и подала Арнольду знак вылезать, стало ясно, что ее нетерпеливое желание избавиться от его безмолвно-глухого присутствия достигло своего апогея. Она подняла палец, потом опустила, как бы говоря: «Через час будь на этом же месте», и мы поехали дальше. Мы лавировали по узким, почти безлюдным улочкам — широких и многолюдных улиц тут вообще не было, — но все-таки у меня сложилось впечатление, что мы движемся к конечной цели не самым прямым путем.
Спустя немного мы остановились перед каким-то домом, не очень большим и с виду вполне обыкновенным.
— Знаешь где мы? — спросила меня госпожа Ридли.
— Нет.
— У публичного дома.
— Это… это и есть секрет? Это должно было мне понравиться?
— Чепуха. Мы едем в другое место. Но сначала я хотела бы, чтобы ты сбегала во двор за домом и посмотрела, нет ли там «форда» с откидным верхом. Прошу тебя, окажи мне эту услугу!
Отказать я, конечно, не могла. И впрямь побежала, поскольку никогда не любила прогуливаться вокруг публичных домов, каким бы обыкновенным ни выглядел их фасад. Когда я вернулась, то уже задыхалась и едва не закашлялась. А ведь я приехала в этот забытый Богом край, чтобы поправить здоровье! Я почти без сил плюхнулась на сиденье.