Это так. Я остаюсь вполне примирившейся здесь, в этой маленькой частице Действительности — остаюсь, смирившись в доступном мне мире… где сегодня вечером мне улыбается мужчина, глядя на меня своими темными, как эбеновое дерево, глазами, вероятно, он таит в себе еще много темного, мне даже кажется, что я это ощущаю. Но все-таки он влечет меня — ведь Жизнь сейчас воплощена в нем.
Так что: к черту утопленников!
— Говорят, — я резко повернулась к Халдеману: — «Человек беспрестанно изменяется». А это означает, что беспрестанно надо отвечать на вопрос: «Кто я?» Поскольку, если он не поймет, кто он в данный момент, то не узнает и к чему стремится. Будет по инерции продолжать оставаться в плену у мертвых идеалов, которые, может, никогда и не были живыми. Я права, как вы полагаете?
— Вероятно… да, да, положительно правы. Только почему вы мне это говорите… говоришь?
— А почему мне тебе… вам это не сказать? Ведь вы же сами хотели, чтобы мы разговаривали? Даже вздыхали.
Он тупо моргнул всего в пятидесяти сантиметрах от меня, и я еще немного отодвинулась.
— А вот и мы! — стоя на пороге, госпожа Ридли улыбалась, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, и разглядывала нас своими усталыми, но лукаво прищуренными глазами. Словом, держалась «озорно». Что никак, ну никак ей не шло.
А когда взгляды и молчаливое недоумение всех нас сосредоточилось на хозяйке дома, она отвела руку назад и все так же, с лицом обращенным к нам, вытолкнула перед собой… Дони! Я едва не схватилась за голову, потрясенная своей… короткой памятью или, как это назвать, просто бездушием? Как я могла все это время ни разу не подумать о ребенке? Я совсем забыла о нем, целиком поглощенная мыслями о каком-то утопленнике, глупыми неотправленными письмами и всяким самодельным психоанализом вроде «Кто я?» Обыкновенная эгоистка — вот я кто!
Я сжала губы, испытывая искреннее отвращение к себе, и обратила все свое внимание на Дони. Несомненно, госпожа Ридли приложила немало усилий, чтобы изменить его внешность в соответствии со своим вкусом. И, увы, ей это вполне удалось: теперь он выглядел так, словно родился и вырос в этом имении или, если прямо сказать, совершенно нелепо. Волосы его были очень коротко подстрижены «ежиком» и торчали прямо вверх, придавая ему сходство с выставившим для защиты иголки рыжим ежиком. Форма сиротского дома была заменена довольно поношенным матросским костюмчиком, который был ему немного узок и чересчур короток — сильно расклешенные брюки на целую пядь оставляли обнаженными его исцарапанные, обутые в некрасивые сандалии ноги. В руках он держал бескозырку с блестящим околышем и двумя свисающими сзади светло-голубыми ленточками, на груди болтался треснувший посередине детский бинокль.
— О! — Валентин первым нарушил длинную паузу.
— Ого! — опомнилась в свою очередь Юла. — Появился, значит, очередной морячок!
— Костюмчик отлично на нем сидит, правда? — подмигнула госпожа Ридли.
— Ну, во всяком случае, лучше, чем на предыдущих…
— Предыдущих? — Не знаю почему, но само слово меня поразило.
— Наверное, я забыла тебе сказать, Эмилия, — госпожа Ридли направилась вместе с Дони к столу, — что это не первый ребенок, который гостит у нас. До него у нас бывали и другие. Трое или четверо?.. Ох, как быстро летит время! Прошло почти два года, как мы вернули в приют последнего. Тоже был мальчик, да, Вал?
— Не помню.
— Все равно. Важно то, что сегодня мы возобновили традицию!
— Все дети, которые бывали здесь, говорили, что госпожа одевала их в матросские костюмчики, — тихим голоском сказал Дони, как-то умоляюще глядя на меня.
— Не в матросские костюмчики, а в один и тот же матросский костюм, — уточнила Юла, обращаясь только к Клифу. — Когда-то это был костюмчик Вала. Моя мать хранит его в гардеробе почти четверть века, представляешь? Она всегда обожала моряков. И особенно маленьких послушных матросиков, которые сидят на сухом берегу.
— Юла, Юла, — якобы возмущенно покачала головой госпожа Ридли, ловкими движениями переставляя блюда на столе.
— Как тебя зовут, дружок? — пророкотал Клиф.
— Дональд Джефферсон.
— Ах, Боже мой! — Юла подняла глаза к потолку с выражением притворного почтения. — Дональд Джефферсон! Какое внушительное и даже историческое… Не ожидали мы таких сюрпризов, мама!