- Дерьмо ты собачье, - все так же спокойно произнес прапорщик, - о своей заднице тревожишься, а то, что пацанов твоих положили, тебя меньше всего волнует. Сука! - прапорщик сплюнул. - Какая же ты сука! - я пошел разыскивать капитана Вощанюка, разузнать, что с Шининым.
Вошанюк был у комбата - майора Пожарищенского. Капитан уже доложил о потерях. Майор сидел на корточках у рации и курил. Левый рукав его бушлата тлел, распространяя вокруг вонь горящей ваты. Прапорщик присоединился к офицерам. Из командиров остались в живых только комбат, капитан Вощанюк, лейтенант Клюев и прапорщик Белов. Капитан говорил:
- Шинин очень тяжелый. Видимо, пуля пробила почку. Срочно нужна операция. Часа три - четыре он еще протянет, но никак не больше.
Комбат отбросил окурок:
- Техники не будет. Все вертушки на Пандшере{12}.
Началась большая операция. В лучшем случае прилетят за убитыми только к вечеру. Думайте, что делать будем. Прапорщик кашлянул и хрипло сказал:
- Командир, дайте мне свой УАЗик. До Кандагара километров шестьдесят-семьдесят. Проскочу до рассвета.
- Ты что, охренел что ли, - вскрикнул комбат, - перед Кандагаром зеленку днем не проскочишь безнаказаннo, а ты ночью хочешь.
- Так ведь пока доеду, как раз рассветать начнет, - упрямился Белов.
Майор помолчал, о чем-то раздумывая, потом заговорил:
- Хорошо. Повезешь Шинина. Остальные в порядке, воевать смогут. В сопровождение дать никого не могу - людей мало. Дождемся вертушки, рвем оставшийся газон и уходим в горы, вертушки-то все равно искать надо. - Майор закончил, встал, досадливо отряхнул загоревшийся было рукав и пошел к своей, чудом уцелевшей в этом аду машине.
Машина была в порядке, только не было ни одного стекла, и несколько дыр виднелись в дверцах кабины. Прапорщик вымел из кабины осколки, набросал между передним и задним сиденьями ворох бушлатов и медленно подкатил к раненым.
Капитан и Мишка Шандра уложили на бушлаты покорного Шинина, осторожно согнули ему в коленях ноги и захлопнули с обеих сторон дверцы. Прапорщик зафиксировал замки, чтобы во время пути дверцы не распахнулись. В это время Шинин пришел в себя, раскрыл глаза, полные мучительной боли, попытался облизать. пересохшие губы, потянулся было приподняться, но тут же вскрикнул от сумасшедшей боли и опять потерял создание.
Белов проверил свой автомат. Взял автомат Шинина,. вогнал в него полный магазин, положил его на соседнее сиденье, пристроил рядом с ним десяток гранат и столько же автоматных рожков, скрученных парами между собой. Потом он вылез из машины и подошел проститься с ранеными бойцами. Когда уже отходил от них, поймал на себе затравленный, злобный взгляд Клюева, молча кивнул ему и зашагал к машине, где его ждал майор.
- Давай, Леонидыч, пробуй. Надо проскочить. Мы еще пару суток покружим по сопкам, а потом, наверное, домой, в часть, - сказал комбат и пожал широкую ладонь прапорщика и добавил, - знаешь, сейчас по рации сообщили, что у Вощанюка жена в Союзе родила сына, побежал на связь, подробности узнавать. Брат его письмо получил и вскрыл... Ну все, хоп! - комбат хлопнул Белова по плечу и отошел от машины.
Прапорщик долил в бак бензин из канистры, отбросил ее в сторону, влез в кабину и, медленно набирая скорость, покатил к трассе, ведущей по кишлаку, которая скрывалась за поворотом у выезда из него.
Прапорщик проехал через весь кишлак, зорко осматриваясь по сторонам, но ничего тревожного не заметил. Люди, живущие здесь, затаились до утра. Прапорщик знал, что своих убитых и трупы душманов жители кишлака похоронили поздно ночью, и долго над их могилами заунывно пел мулла, и его молитву лишь изредка прерывал нестройный жиденький хор голосов:
- Аллах акбар!
Перед поворотом прапорщик увеличил скорость и проскочил его быстро. Теперь дорога шла прямо, и прапорщик расслабил немного напряженные мышцы. Можно было теперь почти спокойно ехать до того кишлака, который разнесли вертолетчики. По обеим сторонам дороги расстилалась пустыня, и даже сейчас, ночью, в предрассветной темноте, можно было прекрасно рассмотреть любой предмет, тем более, если бы этот предмет двигался.
Машина шла легко, хорошо отрегулированный мотор гудел ровно и монотонно. Прапорщик посмотрел на часы, до рассвета оставалось около двух часов. На заднем сиденье зашевелился Шинин, прапорщик повернулся к нему:
- Ну как дела, Андрюха? Жив? Но Шинин, очевидно, не слышал прапорщика, он еле шептал: - Пи-и-ить...
Прапорщик левой рукой удерживал руль, а правой, отстегивая фляжку от ремня, говорил раненому:
- Андрюха, а вот пить тебе Вощанюк запретил, только губы смачивать дал добро.
Отвинтив крышку с фляжки, прапорщик смочил водой кусок бинта, и, протянув руку назад, к лицу Шинина, протер влажным тампоном потрескавшиеся горячие губы сержанта. Шинин потянулся к влаге, пытаясь поймать хоть одну каплю, но прапорщик уже убрал бинт.
- Ты, Андрюха, потерпи, осталось километров пятьдесят, - решил отвлечь хоть немного от боли раненого прапорщик. - Жаль, фары включить нельзя. На такой тачке на гражданке эти полсотни мы бы меньше, чем за час мотанули. Как думаешь? - прапорщик замолчал и прислушался. Шинин лежал молча, не стонал, видимо, вода придала ему силы. Прапорщик заговорил вновь:
- Нам с тобой, Андрей, нужно только зеленку проскочить. Попробуем на дурачка с рассветом проскочить.
Прапорщик опять посмотрел на часы. Ехали уже сорок минут.
- Значит, скоро кишлак, а от него до Кандагара километров тридцать, продолжал прапорщик.
Действительно, впереди показались развалины, темнеющие бесформенной грудой. Прапорщик снизил скорость до минимума и осторожно въехал в растерзанный кишлак.
- Господи, хоть бы дорога не была завалена, - молил прапорщик и тут же нажал ногой на педаль тормоза: перед машиной высилась груда какого-то хлама. Прапорщик чертыхнулся, поставил машину на ручник и, не глуша двигатель, выскользнул из кабины. Он сразу кинулся к груде мусора и стал разгребать его по сторонам, откидывать крупные камни, отбрасывать тряпье. Завал был небольшой, и минут через десять прапорщик расчистил не широкий, но вполне пригодный для машины проезд. Все время, пока работал, он ни, на секунду не ослаблял внимания и следил за окружающим его чужим безмолвием. Теперь прапорщик прошел немного вперед и увидел, что дорога впереди чистая, без завалов. Он хотел было уже вернуться к машине, но вдруг услышал с правой стороны какой-то писк. Прапорщик резко присел, направив ствол автомата туда, откуда повторился звук. Через некоторое время опять пискнуло. Прапорщик до боли в глазах всматривался в развалины, но ничего не увидел.