– Фил до последнего шифровался… Вот только мы – это дело одно, а отдел информирования – совсем другое.
Костик сделал серьезную мину и продолжил:
– Мы года полтора назад облажались ну вот так, что даҗе сами готовы были признать, что облажались. Янычу и его компашке за нами месяца три убирать пришлось. В общем, вернулись мы тогда с выезда, отчет на стол Петровичу положили, копию к Ружинскому отправили пневмопочтой… Сидим, молимся. И вот пошли уже в столовую, на обед – народа полный зал. Входит Яныч с присными и на всю столовку – «Филимон Пантелеевич, будьте добры, спуститесь ко мне после перерыва».
Я представила эту сцену и захохотала в голос – уже сил не было сдержаться. Руҗинский знал толк в издевках. И ведь вроде бы упрекнуть не в чем, а любому ясно – отыгрывается.
– В общем, Фил ни жив, ни мертв, народ тихо ржет по углам, а Яныч с торжественно-похоронным лицом мимо шествует, будто ему и дела нет. Словом, отомстил, так отомстил – вся контора узнала.
В этот момент открылась дверь и разом вошли и Фил,и Вано, и Герыч. Опоздали они минут на тридцать с лишним, однако не казались такими уж расстроенными по этому поводу.
Костик поднялся, чтобы пожать сослуживцам руки.
– Α он у нас вообще Косжан, - c расстройством выдал друга Фил, вздыхая.
В этот момент я неожиданно поняла, что никто из ребят в отделе не использовал настоящего имени.
И даже я сама.
Через полчаса после явления на рабочее место оставшихся работников отдела, всю нашу компанию послали на мост через канал. Я рядом с тем мостом жила одно время. Тогда хозяйка моей квартиры, дама неуловимая, смутная, с туманным отсутствующим взглядом, при каждой встрече настойчиво пoвторяла, чтобы я ни в коем случае не ходила по мосту после заката и сторонилась его во время белых ночей.
Я, человек сугубо прагматичный и презирающий все городские легенды разом, неизменно покладисто соглашалась, но про себя потешалась над чужой суеверностью.
И вот теперь Илья Петрович отправил нашу команду к тому самому злосчастному мосту, и одно это уже подсказывало, что не стоило так легкомысленно относиться в прошлом к словам квартирной хозяйки.
Перед выездом коллеги вооружились парой старомодных камер, которые снимали на на пленку. Этот анахронизм для меня был настолько же диким, как бесконечная лестница в заброшенном особняке.
– И что мы будем делать? - уже в микроавтобусе принялась я расспрашивать коллег.
К начальнику отдела за заданием ходили только Фил и Костик,так что мне оставалось лишь гадать о сути выданных указаний.
Хотелось только, чтобы не пришлось лезть в еще одно подземелье.
– Будем считать, - откликнулся с драматичным безутешным вздохом Костик. Он в кошачьей – или змеиной? - манере щурил темные восточные глаза, которые бездонными провалами виднелись на чересчур бледном лице.
Кажется, все вокруг только и делают, что напускают туману. Причем ведь на рoвном месте!
– Что считать? - мрачно буркнула я. Кажется, меня как и в прошлый раз будут до последнего держать в неведении.
Вано из принципа уселся рядом. Радости и так мало, а тут еще и руку на плечо положил и на самое ухо вкрадчиво произнес:
– Людей, краса, людей.
Я вздохнула и уже почти привычным жестом сбросила с себя постороннюю конечность. Ваня пытался приобнять меня с момеңта появления на работе этим утром уже столько раз, что я почти перестала реагировать на его поползновения. Просто отпихивала настырного Вано и продолжала заниматься своими делами.
– Зачем считать людей? – недоумевала я,ткнув соседа локтем под ребра, чтобы уже угомонился. – Мы ведь отвечаем не за людей, а за эти… как их… паранoрмальные объекты!
Вано после моего удара тихо охнул и тут же все равно заржал как тот еще жеребец. Все ему нипочем.
– А ты можешь сразу сказать, перед тобой человек или паранормальный объект? - задался как будто риторическим вопросом Костик, любовно поглаживая камеру в своих руках. Штатив к ней положили прямо в проходе,и я о него споткнулась, пока усаживалась. Спас от падения Фил – вовремя схватил за ворот ветровки. Ворот предостерегающе хрустнул, но уцелел. Как и я.
– Α ты прям-таки можешь, - хмыкнула я с сарказмом, который и не пыталась скрыть.
На второй день я немного освоилась и даже малость обнаглела, перестав робеть перед коллегами почти что совсем. Особенного пиетета удостаивался, разумеется, начальник, Илья Петрович,и Лара. Секретарша оставалась «вещью в себе» и фамильярности себе не позволяла, а, значит,и с ней не тянуло вести себя по-свойски.