Вульф примирительно поднял руки вверх:
– Выживаем по мере сил и возможностей, не познав социального комфорта и убаюкивающей радости стабильного бытия.
– Мистер Вульф, в ваши должностные обязанности не входят заключения или суждения, основанные на внутреннем чутье.
– А я-то грешным делом подумал, что благодаря его наличию вы меня и наняли.
Кулаки Орье судорожно сжались, но через секунду она немного расслабилась, взяв себя в руки:
– Идемте. Мы и так потеряли кучу времени, – она развернулась и зашагала прочь из камеры.
– Так точно, мэм! Я прямо за вами.
Следуя за Орье в лабораторию «Гипноса», Вульф невольно пришел к выводу, что Гловер был чертовски прав в ее личностной и антропометрической характеристике.
Глава 5. Гипнос
Воздух в кабине лифта звенел от напряжения, пока они спускались на подземный этаж Конторы, где притаилась лаборатория «Гипноса», сокрытая глубоко в недрах здания. Орье молча кипела от едва сдерживаемого гнева и смотрела строго перед собой, нервно теребя желтую ленту на запястье левой руки. Вульф подумал, как бы она не прожгла взглядом дырку в створках лифта. Банни тихо напевала какую-то старую красивую песню из эпохи виниловых пластинок и патефонов. Пейтон оставался невозмутим.
– Вижу, вы с Алексом нашли общий язык, – сказал он.
– Теперь он моя путеводная звезда, – непосредственно отозвалась девочка, наматывая прядь волос на палец.
Вульф заметил, как на скулах Орье заходили желваки.
– Чудно! – Пейтон потрепал Банни по голове, как ласкают смышленую собаку, разучившую новый трюк.
Когда они вышли на нужном этаже, Орье обратилась к Банни:
– Проводи, пожалуйста, мистера Вульфа до конференц-зала. Мне надо наскоро обсудить с директором пару вопросов.
– О`кей!
Алекс бросил быстрый взгляд в сторону Пейтона. Тот кивнул. Вульф взял в руку протянутую Банни ладошку, и девочка потянула его за собой по лаборатории, словно тягач, выводящий самолет на взлетно-посадочную полосу.
Здесь все было белым, но не таким ледяным и отталкивающим, как в больнице, а теплого цвета топленого молока. Многочисленные толстые кабели вились по стенам, уходя вглубь лаборатории. Шахматная плитка на полу с непринужденной легкостью довела бы до панической атаки человека с обсессивно-компульсивным расстройством. Пахло озоном, а белый шум исчез как данность. Остались только звуки, издаваемые людьми: тихие разговоры, шаги, барабанная дробь пальцев по сенсорным экранам. Проходившие мимо работники в кремовых халатах приветствовали Банни, а та махала в ответ.
– Уже видел махину?
– Какую?
– «Гипнос».
– Я слышал это название, но так и не понял, что это?
– Это здоровенная штука для общих снов. Здесь есть место, откуда ее хорошо видать. Пойдем покажу. Оставим сестренку в покое. Пускай повредничает.
– Почему Орье злится? Я делаю лишь то, для чего меня пригласили.
– Думаешь? Сестренка и папка вечно играют в свои надмозговые игры, – Банни выставила вперед пятерню и изобразила кукловода, управляющего марионетками. – А мы фигурки на игральном столе. Ты вторгся в ее владения. Проталкиваешь свое мнение. Ее метод – полный контроль. Вспомни сказку Андерсена. В нашей сказке Кай сунул под юбку Снежной Королеве раскаленную кочергу! – она захихикала.
– Ты не чувствуешь себя скованной из-за избыточной опеки?
– Я всю жизнь была лишней. Была не нужна. Никому. Сестренка заботится обо мне. Может, это клетка? Так и есть. Клетки строят из страха потерять, что любят. Такая тюрьма мне мила. Еще я уникум. Так говорит папка. Я как супергерой. Мои сны самые эффективные. Еще он говорит, что я могу лучше. Если убрать сдерживающий фактор.
Вульф вопросительно посмотрел на нее, но Банни пожала плечами, а затем улыбнулась:
– На самом деле, я очень-очень рада. Ты появился здесь, Алекс Вульф. Всего пара дней прошла. Расклад сил изменился. Настала оттепель. Сердце сестренки немного подтаяло.
– Гнев – весьма спорное средство для наведения мостов.
– Гнев лучше ее маньячного упорства. Помнишь, как в книжке было? Гроздья гнева зачастую проливаются на плодородную почву семенами любви.
Алекс фыркнул, но Банни парировала:
– Я, знаешь ли, романтичная натура. Кое-что смекаю.
– Идем, натура! Для солнечного ребенка ты больно складно языком мелешь.
– Фу! Не называй меня так больше.
– Хорошо. Не стану.
– Но суть ты уловил. Мы все страдаем по-разному. Мне очень-очень повезло. Учеба, конечно, дается тяжко. Здоровье ни к черту. Эмоции душат. Иногда я веду себя как сущий ребенок. Думать сложные мысли – все равно что идти по свежевспаханному полю после обильного дождя.