– Зная ваш характер, профессор, с трудом верится, что вас так подкосила медицинская катастрофа или потеря официальных должностей. Здесь кроется что-то еще. Нечто глубоко личное.
– Это не твое собачье дело! – злобно оскалился Стейнбек и припал к стакану. Когда он отставил его, на донышке еще плескалось немного выпивки. На ее маслянистой поверхности отражались голографии из памятного семейного альбома, который профессор так часто пересматривал после похорон дочери. Картина из ряда вон для человека не склонного к избыточным сантиментам. Рядом валялся лист электронной бумаги с газетной статьей, привлекавшей внимание громким желтушным заголовком. «Медицина вновь облажалась! Дочь известного психиатра покончила с собой перед свадьбой».
Пейтон не отступал:
– У каждого есть шанс исправить ошибки прошлого или, по крайней мере, искупить терзающую душу вину. Пока мы способны работать, то не проиграли.
– Сколько лет прошло, а ты все такой же. Я уничтожил тебя и помочился на хладный труп на потеху всем алчным дуракам из профессионального сообщества, а ты просто встал, отряхнулся и пошел дальше. Ты вышел тогда из лекционной аудитории вместе со своими прихлебателями Роучем и Домбровским под громогласный хохот и даже не обернулся. Ни разу. Что ты за человек такой?
– Просто человек с великой мечтой. У вас есть мечта, профессор?
– Какая мечта?
– Такая, которую тяжело достичь до прихода старости. Настоящая мечта. Как маяк, она ведет тебя сквозь шторма и невзгоды. Дает утешение в скорбный час. Как костер в безлунную ночь, она привлекает иных скитальцев во тьме бытия, будто мотыльков, слетающихся к ее обжигающему пламени. С подобной мечтой жизнь человека обретает смысл помимо поддержания оборотов вечного колеса жизни. Вот какая мечта, профессор!
– Такой мечты у меня не имеется…
– Тогда мы можем вместе идти за моей мечтой. Своей работой принести пользу людям, – Пейтон протянул Стейнбеку руку. – Идемте, профессор, подальше от обители мрачных дум и саморазрушения. Не стоит корить себя, когда впереди еще так много дел и свершений.
Доклад закончился, и юноша растворился в воздухе вместе с последним слайдом. Стейнбек упал на колени, а Гловер тяжело осел на пол рядом с ним. Орье свалилась на землю вместе с остальными слушателями форума. Она с трудом поднялась на ноги и заковыляла к психонавтам, разминая онемевшие конечности. Подойдя поближе, Жюли положила руку на плечо Стейнбека и утешительно похлопала по нему. Было похоже, что этот сухой жест – максимум, какой она смогла из себя выдавить.
Гловер заметил идущего к ним Вульфа и с наигранной театральной саркастичностью захлопал в ладоши:
– Браво, Алекс! Благодаря твоему появлению в нашей честной компании психонавтов и привнесению в гомеостатическую среду «Гипноса» душистой нотки эмпатии с горьковатым послевкусием сочувствия, этим бедолагам сегодня грезятся сны, полные глубоких личностных переживаний. Ты без зазрения совести раздеваешь их донага, как старый завсегдатай стриптиз-клуба. Очень удачно, что мне по способностям и должностной инструкции предписано нырять в ваши глубины, вскрывая крепкую раковину сознательного, и доставать в КОС жемчуг истинного, очищенного от нейрохимии эго. Хоть не придется так позориться перед коллегами, потрясая своим грязным бельишком. Стыдоба, да и только! Но знайте. Если бы кому-то из вас посчастливилось проникнуть в сон Артура Гловера, то уверяю – мой гигантский агрегат вам явно не по зубам!
Глава 11. Жнец
Время во сне тянулось непредсказуемо. Вульфу казалось, что прошли бессчетные часы, но едва стоило об этом задуматься, как солнце склонилось за горизонт, уступив место густому багрянцу заката.
Университетский кампус раскинулся на берегу огромного озера, затерянного среди бесконечных зеленых лугов, местами поросших вековыми дубовыми рощами. С приходом сумерек над водой поднялись плотные клубы тумана, укутав окрестности университета белым хлопковым саваном. Безмятежная гладь озера остывала после дневного зноя, неохотно расставаясь с накопленным успокаивающим солнечным теплом. Воздух наполнился промозглой сыростью, вгрызавшейся в кости и заставлявшей мышцы спастически сокращаться. Однако в разум она привносила холодную бесчувственную ясность. Алекс никогда прежде не видел мир таким ледяным, но кристально-чистым.
– Что дальше? – спросил он.
– Остался последний член отряда, – ответила Орье.
– Самый бесполезный для путешествия по снам, но между тем без него погружение теряет смысл, – влез Гловер. – Жнец.
– Директор.
С наступлением темноты психонавты отчалили на четырехместной гребной лодке от старинного каменного причала, укрытого клочьями лишайника. С чем было связано ожидание, они не ведали. Так распорядилась Орье. Она в избыточные подробности предпочитала не вдаваться.