— Передайте, пожалуйста, Норе Георгиевне, когда вернётесь в Малинки, что я наконец-то выписал для неё «Литературную газету», — сообщил Иван Тимофеевич важным голосом. — И она должна уплатить за подписку до конца этой недели.
— Замечательно, — ответила я, не зная, как реагировать (не понятно — это дефицит в эти времена или нормально?). На всякий случай я радостно улыбнулась.
— Второй момент, уже средней важности, — многозначительно сказал сосед, — вас искал Быков. Звонил даже мне в редакцию.
— Что говорил? — нахмурилась я. Встречаться с Олечкиным «опиюсом» категорически не хотелось.
— Хочет встретиться с вами, — с неопределённым видом покачал головой Иван Тимофеевич и я восприняла это как осуждение. — Просил звонить в любое время. У вас же есть его телефон?
— Есть, — кивнула я. Настроение опять упало. Кроме того, записка из двери жгла руки.
— И третий момент, главный, — продолжил сосед, — как вы смотрите на то, чтобы вернуться в нашу газету? По совместительству, естественно.
— Иван Тимофеевич, — аж зависла я, — но вы же прекрасно знаете, что я сейчас работают замом у Ивана Аркадьевича. И работы у меня немеряно.
— Я знаю, Лида, — опять кивнул сосед, — но вы всё же не отказывайтесь вот так сразу, подумайте над моим предложением. Мы будем рады видеть вас в любое время. Можно даже подумать, чтобы расширить рублику и, к примеру, в воскресном номере посвящать этой теме всю пятую страницу. Как вам идея?
Я заверила милейшего соседа, что идея очень хорошая, и, наконец, отвязавшись от него, вошла-таки в квартиру.
И сразу развернула записку.
К моему разочарованию, послание было от моего начальника — Ивана Аркадьевича.
«Лида! — писал он, — Нам нужно срочно поговорить. Сегодня. Знаю, что ты проходишь обследование, но хотя бы позвони мне, в любое время.
И рядом — накарябанный телефонный номер.
Я взглянула на часы — почти одиннадцать вечера. Поздновато для звонков. Тем более, что телефона в этой квартире нет (надо будет перевести из квартиры Валеева сюда, но я всё никак не сделаю это. Очевидно, надеюсь рано или поздно обменять эту квартиру на побольше). А идти проситься к Ивану Тимофеевичу неудобно уже.
И я решила отложить все разговоры на потом. Никто никуда не денется.
Причём немного подумав, я решила, что с утра таки пойду в диспансер, продолжу обследование (это важно, ведь ездить на автомобиле предстояло мне. И один бог знает, как мне надоело добираться то в пять утра на электричке, то с соседями, то на перекладных. Не хочу больше!). А уж потом буду решать вопросы рабочие. За полдня ничего не случится.
Эх, если б я тогда знала, как ошибаюсь.
Невзирая на усталость и дикое количество стрессов за этот день, я, тем не менее, долго не могла уснуть. Ворочалась на кровати туда-сюда. Что-то не давало мне покоя, какая-то смутная мысль постоянно ускользала от меня, смущая.
Наконец, устав от всего этого, я уселась на кровати, завернувшись в кокон из одеяла, и уставилась в тёмное окно. Если проблема существует, её надо решить, а, чтобы её решить, нужно понять, где и что не так.
И я начала думать и анализировать.
Будяк? С ним как раз всё понятно. Он накосячил. Тупо, топорно накосячил. Даже думать об этом неприятно. Понятно, что он мне ничего не должен, да и я ничего ему не должна. Но наши отношения зашли на тот момент в такую сторону, что по крайней мере рассчитывать на чистоту и уважение я право имею.
Да, видно, что он сожалеет. Но, на мой опытный взгляд, он больше сожалеет, что попался, вот так бездарно засыпался, а не о том, что накосячил и оступился. Он даже не понимает, что причинил мне боль.
Сожалею ли я? Если честно, то есть немного. Я так устала быть одна. Тем более тело у Лидочки молодое, гормоны периодически бурлят, и как бы я не убивала себя изнурительной работой, решением своих и чужих проблем — всё равно порой хочется, чтобы тебя обняли сильные мужские руки. Хотя бы так.
Но ладно. Хватит об этом.
Усилием воли я заставила себя думать дальше.
Что же ещё?
Иван Тимофеевич? Сказать по правде он меня немного удивил этим предложением. С одной стороны, что скрывать от самой себя, вести рубрику в газете мне нравилось. Такая милая творческая работа. Признание читателей тоже очень льстит. Тем более с моими знаниями из двадцать первого века писать все эти заметки было более чем легко.
А с другой стороны — оно мне надо? С этой страницей моей истории нужно тоже покончить. Нужно идти вперёд, а не топтаться на месте.
Тогда Иван Аркадьевич? Даже не смешно. Очередной «сверхважный» отчёт или поручение. Завтра всё выясню. После обеда.