— Ну, не ругайся, — погрозил мне пальцем Будяк, — и вообще, Лида, образ циничной и отмудоханной судьбой курицы тебе не идёт.
— Ты на мой вопрос собираешься отвечать⁈
— Пошли пройдёмся до лесочка, Римма Марковна шишек попросила набрать для самовара на вечер. По дороге поговорим.
Я бросила взгляд на сад — Светка активно собирала яблоки. Ну что же, сама вполне справится. Я кивнула Будяку, и мы начали спускаться к озеру.
— Осторожно, тут болото, — предупредил меня Будяк и подал руку, — перепрыгивай.
Мы обогнули болотистый, заросший камышом берег, прошли по дощатому мостику без перил, перекинутому через затянутую ряской небольшую запруду, где стая жирных уток с подбулькивающим чавканьем паслась на ярко-салатовом ковре. Дальше, на глинистом обрыве, начинался еловый лес, сырой и мшистый, он тянулся неширокой полосой до безымянного ручья.
Я думала, нам туда, но Будяк (так и не отпуская мою руку) потянул меня дальше и чуть в сторону.
— Ты куда? Вот же шишки, — не поняла его стратегии я, пнув большую еловую шишку.
— Это не такие шишки, как нам надо, душа моя, — снисходительно посмотрел на меня Будяк. — ты когда-нибудь пробовала чистить самоварную трубу после еловых шишек?
— Нет, — сказала я, решив не признаваться, что я никогда вообще не чистила самоварную трубу, — а что с ними не так?
— Ты хоть что-то, кроме своей работы замечаешь? — вопросом на вопрос ответил Будяк.
Я начала сердиться и поэтому промолчала.
— От еловых шишек накапливаются смолы, их чистить тяжело, а ещё самовар быстро чадить начинает, — терпеливо, словно школьнице, пояснил Будяк.
— И что?
— Мы идём во-о-он туда, — Будяк указал на пригорок, за которым начинался сосняк.
Ну ладно, туда, так туда.
Мы быстро преодолели весь путь и поднялись на песчаный бугор, заросший сухими бессмертниками. От лёгкого ветерка они качались и слегка потрескивали. По пути я немного запыхалась, поэтому уселась на нагретую солнцем корягу перевести дух. Будяк принялся собирать шишки в полотняную торбу, а я откинулась спиной к сухой и тёплой коре и от удовольствия аж закрыла глаза — хорошо как! Коряга, казалось, прогрелась до самой сердцевины, я провела рукой по шершавой коре — маленькие, тонкие словно пергамент, желтовато-прозрачные плёночки с треском ломались под моей ладонью, оставляя пахучую смолистую липкость на пальцах.
Пока я отдыхала, Будяк собрал все шишки и сказал:
— Ещё там соберу.
Я пошла за ним, по дороге подобрала две старых шишки, они были давно пустые, но ещё липкие и пахли хвоей.
— Ты обещал поговорить, — сказала я, бросая шишки ему в торбу.
В ответ Будяк радостно вскрикнул:
— Лида, смотри!
Я взглянула туда, куда он показывал: прямо за большим, вывороченным ветровалом с землёй корневищем старой сосны был неглубокий овраг, в буквальном смысле усыпанный огромными маслянисто-коричневыми шляпками грибов.
— Маслята! — радостно засмеялся Будяк, — Смотри, Лида, сколько их тут!
Он торопливо высыпал из торбы все шишки и бросился собирать грибы.
Я немного постояла и тоже, поддавшись искушению, рванула собирать.
Буквально за десять минут торба была полная, а грибы всё не кончались.
— Что делать? — нахмурился Будяк, в руках у него было несколько грибов, которые он не смог засунуть в переполненную торбу. — У тебя, конечно же, сумки с собой нет?
— Нет.
— А как ты в лес шла? — укоризненно покачал головой Будяк, и я не знала, сердиться на несправедливые слова (ведь сам меня из сада выдернул) или расценивать это как шутку. Его же не поймёшь. Поэтому решила не отвечать.
Будяку мой ответ и не требовался. Он поставил торбу, и принялся складывать рядом грибы. Я тоже продолжила азартно собирать.
Буквально ещё через полчаса рядом с торбой, на земле, образовалась приличная такая куча. Будяк даже белый нашел, а я — две бабки.
— Что теперь делать? — спросил меня Будяк, когда мы собрали все грибы на этом месте.
— Не знаю, — растерялась я.
— И как мы всё это домой понесем? — упрекнул меня Будяк, словно это я была виновата в том, что нам попалось столько грибов.
— Сам думай, — перевалила ответственность на его плечи я.
Будяк посмотрел на грибы, на торбу, потом взглянул на меня и глаза его загорелись:
— Снимай платье! — велел он и принялся стаскивать с себя рубашку.
Я аж растерялась, словно школьница в каптёрке у физрука.
Нет, я, конечно, понимала, что к чему, но не ожидала, что вот так вот всё будет.
— На, одевай! — Будяк швырнул мне рубашку и нетерпеливо добавил, — давай быстрее, Лида, скоро солнце сядет, а я точно уверен, что вон там тоже грибы есть.
— Зачем? — не поняла я.
— Да что ж ты такая недогадливая, — сердито вздохнул Будяк, — мы твоё платье у ворота завяжем и туда еще ого-го сколько грибов войдёт. А ты пока в моей рубашке побудешь. Ну, или, если хочешь, можешь голышом походить.
— А почему нельзя в твою рубашку грибы сложить? — не поняла я.
— Да потому что моя рубашка намного меньше, — терпеливо пояснил Будяк, — а у тебя подол вон какой длинный, туда целый мешок грибов влезет.
— Отвернись, — велела я, но Будяку же никакой веры не было, поэтому я зашла за дерево и принялась стаскивать платье.
— Ой, да что я там не видел? — проворчал Будяк, но всё-таки отвернулся.
Я переоделась в его рубашку, которая была мне чуть выше колена.
Будяк внимательно посмотрел на мои коленки и одобрительно кивнул. Я старалась не смотреть на его голый торс.
Грибы мы собирали в молчании. К слову сказать, еле-еле они в моё платье влезли.
— Фух! Ну вот и всё! — заявил Будяк, когда вокруг пригорка и в овраге не осталось ни одного гриба. — Надо будет дня через два-три вернуться.
— Ага, — согласилась я устало.
— Пять минут на отдых и домой, — скомандовал Будяк.
Я опустилась прямо на горячую сухую хвою и прикрыла глаза.
— Не спи, — хмыкнул Будяк, — ты поговорить же хотела.
— Угу, — сказала я.
— Ну так говори.
— Ты не ответил, — проворчала я.
— Лида, ну что ты как маленькая, — вздохнул Будяк. Взгляд его при этом был серьёзным.
— Я маленькая⁈ — вскинулась я, — что это за цирк с сестричками и бочкой⁈ Мы же с тобой договорились вроде!
— Лида, — медленно, с расстановкой сказал Будяк, глядя мне прямо в глаза, — мы с тобой договорились. И не вроде, а точно.
— А как же бочка? — не удержалась от едкого сарказма я.
— Лида, ну ты же знаешь нашу Римму Марковну, — усмехнулся Будяк, — так-то она человек очень хороший, я бы с ней в разведку спокойно пошел. Но вот эти вот её бердычевские выкрутасы… она же жить не может, если не будет проворачивать какие-то гешефты и заговоры, или интриговать за спиной. Натура у неё такая. Прими уже это как данность и живи себе спокойно. Бороться здесь бесполезно. Ну вот такая она. Ей нужно было помочь с бочкой, она попросила — я и помог.
— А сестричка?
— Ох, Лида, ну пусть она себе считает, что всё спланировала и ловко обвела тебя и меня вокруг пальца. И что мы сделаем всё именно так, как она запланировала. Ну и пусть так и дальше считает. Проще не возражать, чем что-то доказывать. Пошли лучше домой, а то, чует моё сердце, за шишками всё равно придётся возвращаться.
Когда мы вернулись обратно во двор, Римма Марковна вышла из дома и, окинув пристальным взглядом наш полуголый вид, победно улыбнулась. Будяк улыбнулся тоже и заговорщицки ей подмигнул. Нужно ли упоминать, что моё настроение опять испортилось?
Глава 4
Уютно укрывшись пледом, я сидела в допотопном плетеном кресле на веранде и вязала Светке тёплый шарф. Освещения от лампы не хватало, поэтому я зажгла две свечи, которые рачительная Римма Марковна по старой повоенной привычке хранила всегда под рукой, и они сейчас горели, весело потрескивая и бросая вытянутые тени на стену. В это позднее время вокруг: и в саду, и во дворе, и за забором на улице — было тихо-тихо, если, конечно, не считать оглушительного треска сверчков, что для сентября было совсем несвойственно, а ещё свирепого пыхтения ёжика, который всё лето жил у нас в поленнице и по ночам выходил во двор поохотиться. Обычно он подъедал мертвых пчёл и прочих насекомых. Пахло нагретой за день травой, яблоками и еле уловимыми духами «Дзинтерс» от кофты Риммы Марковны, а когда налетал лёгонький ветерок, от озера шел густой запах аира и сухого камыша.