– Да, сержант… Давайте к воротам… Выходите наружу, "тормозите" машины и ждите меня!
– Блин! Как я не подумал, подполковник! – воспрянул Карпенко. – Куда он денется! Машины то все равно шли на базу! Так что пусть ваши ребята выходят и берут их "теплыми"! Тут же еще перед воротами "погранзона»! Ты "влип" "контрабандист"! – участковый едва не прыгал от радости. Он подошел вплотную к Олегу и начал тыкать ему в грудь указательным пальцем, приговаривая: – Ты вли-и-и-ип! Я тебе обещал, что отыграюсь! Я тебе обещал! За все ответишь!
Олег равнодушно смотрел на милиционера. Карпенко, заметив, что от его слов нет никакой реакции, немного остыл, и даже как-то погрустнел.
– Ну-ну! – сказал он. – Я к воротам! Не хочу упустить этот момент! Вы со мной, подполковник?!
Калайтанов не стал скрывать свое раздражение. Он с неприязнью посмотрел на Карпенко:
– Идите! Я задам несколько вопросов!
– Ну как хотите! – милиционер развернулся. Сделал пару шагов вперед. Но, вдруг, застыв на месте, только что и смог "выдавить" из себя:
– Что эт-т-то, бл–дь, происходит?!
Командир, который стоял лицом к Олегу – резко развернулся. Он увидел распахнутые настежь ворота. Своих бойцов, стоящих в проеме этих ворот. И… уходящий в сторону Сум транспорт.
Колонна уверенно взбиралась на горку. Работающие на высоких оборотах дизельные двигатели слышно уже небыло. Но они обильно засоряли окрестности черным дымом. Ветер уносил его в поля и развеивал его над ними вместе с надеждами Карпенко наказать контрабандиста. Немного отставший и замыкающий колонну "ГАЗ – 66" медленно пересек мост, служивший границей погранзоны. На обочине его встречал Громовский "Лендкрузер". Как только "шестьдесятшестой" пересек переправу – внедорожник тронулся с места и направился в сторону тракторной бригады.
Карпенко повернулся лицом к Калайтанову. Он раскраснелся от злости. Губы его дрожали, а левый глаз дергался от нервного тика. Все его тело тряслось и пребывало в движении, словно оно превратилось в желе.
– П-п-подполковник! Чт-тто ты смотришь? Мм-машины уходят! – прокричал он, заикаясь, чуть ли не в лицо командиру.
Калайтанов спокойно посмотрел в след исчезающей за бугром колонне. Затем перевел взгляд на беснующегося перед ним участкового, и его лицо расплылось в улыбке! К нему «дошло», что было не так в сегодняшнем выезде! Сегодня он сочувствует «Капитану»! И не просто сочувствует (это было бы полбеды), а переживает за него, и понимает этого парня. Понимает, как профессионал, и радуется, что у того все получилось!
Но, сразу же, подполковник осознал, что пора уходить со службы. Если ты начинаешь понимать солдат – значит, ты стал настоящим командиром. Если ты начал входить в их положение – значит, ты закончился как командир и пора уходить в штаб. Но если ты стал понимать и входить в положение нарушителей границы – значит, пора уходить со службы.
– Что ты улыбаешься, подполковник? – снова задал вопрос Карпенко, но уже тише и удивленно. – Ведь уходит…
– А что делать, капитан? – развел руки в сторону Калайтанов. – За мостом заканчивается погранзона. А соответственно – это уже не моя территория! Вызывай милицию, вызывай «мытну варту»… Хотя, я думаю, толку от этого будет мало. Ты же слышал – бумаги у него в порядке… Да и помощь, по моему, к нему спешит… Короче, капитан, мне здесь делать уже нечего!
С этими словами, командир повернулся к Олегу. Он некоторое время смотрел на него. Затем спросил:
– Вы кем служили в Армии?
– Командир Отдельной роты охраны и разведки, капитан запаса… – ответил Олег.
– Ну что ж… Красиво сделано… Школа… Честь имею, господин Капитан! – Калайтанов приложил ладонь к козырьку фуражки. Опустив руку, подполковник развернулся и пошел в сторону ворот. Проходя мимо участкового командир обронил:
– Счастливо, Карпенко! Думаю, что мы скоро с вами увидимся… И мне кажется – при неприятнейших для вас обстоятельствах!
Глава 20
Четверг, 10 октября 2001 года, около полуночи, р-н Басы, г. Сумы, Украина.
Небольшая гостиная на втором этаже громовского дома тонула в уютных сумерках приглушенного электрического света. В сложенном из красного гранита камине жарко горели дубовые дрова, при этом громко постреливая и разбрасываясь искрами. Некоторые искорки, вылетали из камина, ударялись в стеклянный защитный экран и рассыпались яркими и горячими точками. Огонь то затихал на время, то разгорался с новой силой, освещая яркими сполохами стоящие недалеко кресла. В одном из них сидел мужчина. Глаза его были закрыты. Руки безвольно расположились на подлокотниках. Он спал.