Я смотрела на него как никчёмная рабыня на своего обожаемого господина, и ловила себя на мысли, что больше даже не помышляю о побеге. Все мысли о побеге вылетели из моей головы. Я любила его! Я хотела только одного, быть его! Я хотела любить его и служить ему! Я хотела быть только его беспомощной, любящей рабыней!
Он был здесь!
Он должен хотеть меня. Разве я не была его?
Именно он принёс меня в сюда, к неволе, которой я боялась и которой я страстно желала, к неволе, в которой я должна служить, к неволе, в которой я сознавала бы себя принадлежащей, к неволе, в которой я должна быть простой собственностью своего владельца, к неволе, в которой я нашла бы своё предназначение как женщина, и как рабыня.
Я была у его ног, у ног своего господина!
Он следовал за мной от самого Брундизиума, добрался досюда, до этой странной, отдалённой, дикой местности, чтобы найти меня для своего ошейника!
Я была его! Я смотрела на него, и губы мои дрожали. Я хотела так многое ему сказать, но не осмеливался это сделать.
Уверена, в моих глазах ему нетрудно было прочитать надежду, покорность, любовь. Я приказала себе держать руки на бёдрах, чтобы даже непроизвольно не поднять их и не протянуть жалобно к нему. Я не хотела получить оплеуху. Но я обнаружила, что по неосторожности держу их обращёнными ладонями вверх, выставив их, маленькие, мягкие, чувствительные, уязвимые, на его обозрение.
«Я ваша, — думала я. — Купите меня, владейте мною!»
Он улыбнулся. Но это была улыбка презрения. А потом он отвернулся. Я осталась там, где и как я была, на коленях на грубых досках причала. Я даже не думала, что он узнал меня. Яростью наполнилась каждая клеточка моего маленького тела. Я смотрела вслед удаляющемуся мужчине, уходящему так, словно ничего не произошло. Действительно, с его точки зрения, ничего и не произошло. У него просто была короткая встреча с никчёмной, незнакомой рабыней.
Он не вспомнил меня. Я была для него ничем!
Слезы неудержимо бежали по моим щекам. Руки на моих бёдрах сжались в кулаки. Я хотела кричать от беспомощности, тщетности и гнева.
Как хорошо в этот момент я поняла значение клейма на моём бедре и ошейника на моей шее.
Как я ненавидела его и всех остальных мужчин, этих властных животных, которые берут нас в свои руки, владеют нами и делают с нами всё, что им заблагорассудится!
Я смотрела ему вслед, и во мне клокотала злость. Для этого чёрствого самца, высокого и сильного, лёгкой, неторопливой походкой удалявшегося по причалу, гордого, перед высокомерным пристальным взглядом которого могли стушеваться даже мужчины, с широкой спиной, узкой талией и крепкими ногами, такого безразличного, жестокого, великолепного, ларла среди мужчин, мои чувства были ничем.
Я даже не знала его имени.
«Купите меня, купите меня, Господин», — думала я.
«Нет, нет, нет, — кричала я про себя. — Я ненавижу его, ненавижу его!»
Внутри меня встала на дыбы вся моя земная гордость. Как ужасно, что я оказалась здесь, на этой далёкой, забытой богом планете, заклеймённой, полуголой рабыней в ошейнике!
Какая непостижимая и печальная досталась мне судьба!
Я смотрела ему вслед, охваченная гневом и ненавистью!
Это именно по его вине на моём теле появилась эта несмываемая отметина, это он привёл меня к позору и деградации ошейника, к откровенной, постыдной тунике, это из-за него я теперь была животным, товаром, вещью, которую можно было передать, купить и продать. Какой одинокой и несчастной чувствовала я себя там, стоя на коленях на досках причала! Как я ненавидела его! И вместе с ним всех мужчин! Почему они не могли походить на мужчин Земли, слащавых, понимающих, чувствительных, слабых, смущённых, робких, стремящихся понравиться, управляемых, соответственно обработанных, отрёкшихся от своей природы, предавших свою кровь, изменивших своей мужественности, которыми так легко было манипулировать? Почему гореане настолько отличались от них, почему они были такими самодостаточными и беспечными, столь непретенциозно уверенными, столь нетщеславно и невинно гордыми, самодовольными и не знающими сомнений, настолько зрелыми, крепкими и сильными, такими безрассудными и торжествующими? Почему они так обращались с нами, рассматривали нас как свою собственность и делали нас ею? Я не думала, что мужчины Земли и Гора столь уж отличались биологически, если вообще отличались. Конечно, они принадлежали к одному и тому же виду живых существ. Различия, насколько я понимала, крылись в их культурном окружении. Почему мужчины Гора не оставили свою природу, почему они не оторвались от неё, почему они не предали ни её, ни самих себя? Несомненно, у таких вещей имелись сложные исторические объяснения.