На этот раз я проскулила с ещё большим пылом и отчаянием, чем в первый раз.
— Привяжите её к верёвке, — велела атаманша, поднимаясь на ноги.
Та из женщин, которая меня поймала, взяла верёвку, связывавшую шеи двух других рабынь, и обернув её вокруг моей шеи, завязала на узел.
— Всыпь ей, — приказала атаманша.
И я начала корчиться и извиваться на животе, связанная и беспомощная, заливая слезами землю под собой, под свистящим градом ударов гибкого хлыста. Я бы переполошила своими воплями всю округу, если бы не кляп, глушивший на корню все мои крики, пропуская наружу лишь тихие, сдавленные стоны. Не думала, что их можно было бы расслышать дальше нескольких футов от места моей порки.
Наконец, меня прекратили избивать, а потом и развязали руки.
— Вставай на колени рядом с остальными, — приказали мне. — Голову опусти. Ты связана желанием Госпожи.
Я выполнила всё сказанное, страдая от мучительной боли во всём теле. Я стояла на коленях, избитая, с верёвкой на шее, низко склонив голове и держа запястья скрещенными.
— Добро пожаловать, — объявила атаманша, — в шайку Дарлы.
Глава 30
— Что-то твой зверь заволновался, — заметил я.
— Она была здесь, вчера вечером, — пояснил Аксель.
Его слин по кличке Тиомен, царапал землю.
— Что он делает? — полюбопытствовал я.
— Собирает свежий запах, и вбрасывает его в воздух.
— Лучше бы он следовал за ним, — проворчал я.
— Потерпи немного, — успокоил меня Аксель.
— И всё же, — настаивал я.
— Будь терпеливее, — посоветовал он. — Не стоит его раздражать.
У меня не было никаких намерений, убеждал я себя, раздражать слина.
— Он играет, — улыбнулся Аксель, — он наслаждается, смакует, он напоминает себе о том, насколько ярко и приятно это будет, он вбирает запах глубже в себя.
Наконец, зверь поднял голову и зарычал.
Мне оставалось только надеяться, что когда мы доберемся до нашей добычи, Аксель сможет контролировать своё животное.
— Я ожидал, что мы возьмём её ещё прошлым вечером, — проворчал я, — засветло.
— Не получилось, — развёл руками Аксель. — У неё было несколько анов форы.
— Иногда, — заметил я, — слин выглядит неуверенным.
— Он, то теряет след, то находит его снова, — объяснил Аксель. — Это как текст на странице, достаточно легко его читать, но сначала надо найти нужную страницу.
— А что, если найти страницу не получится? — поинтересовался я.
— Страница здесь, — заявил Аксель. — Мы знаем это. Так что, рано или поздно она будет найдена.
— В лесу полно хищников, — напомнил ему я.
— Само собой, — согласился мой спутник.
— Я предпочёл бы, чтобы она оказалась в наших верёвках ещё вчера, — сказал я.
— Конечно, у тебя нет никакого интереса к этой рабыне, за исключением удовольствия от охоты, не больше, чем к любой другой, просто как к добыче? — осведомился он, хитро поглядывая на меня.
— Разумеется, — буркнул я.
— Думаю, что Ты хочешь поскорее увидеть её ползающей у твоих ног и на четвереньках, несущей тебе плеть в своих зубах, ту самую плеть, которой она может быть избита.
— Похоже, Ты пообщался с Асперич, — заметил я.
Об этом было несложно догадаться, подумал я, чувствуя растущее раздражение на Асперич. У неё, казалось, были глупые идеи, что я мог бы интересоваться одно особой рабыней. Какой абсурд! Разве они не одинаковы в своих ошейниках? Какое значение имеет, та или другая?
— Асперич, — сказал Аксель, — хочет быть привилегированной рабыней, и она боится, что у тебя ей таковой не стать.
— Она — единственная, которая у меня есть, — пожал я плечами.
— В данный момент, — добавил он.
— Да, — согласился я, — в данный момент.
— Она привлекательная, — признал Аксель.
— Именно поэтому их и покупают, — усмехнулся я. — Я вижу, что должен хорошенько выпороть её, чтобы она в следующий раз поменьше болтала с незнакомыми мужчинами.
— Но я сам обратился к ней, — поспешил заверить меня он. — Ей ничего не оставалось кроме как встать на колени и ответить.
— Ясно, — кивнул я.
— Большинство рабынь в лагеря — общественные, — пояснил он. — Я же не знал, что конкретно эта была частной.
— Несомненно, Ты вскоре это выяснил, — буркнул я.
— Приятно видеть её перед собой на коленях, — сказал мой товарищ.
— Как и любую женщину, — не удержался, чтобы не добавить я.
— Конечно, — поддержал меня он.
— Она — нахальный кусок рабского мяса в ошейнике, — заявил я.