— Они готовы, — сообщила Эмеральд, окинув взглядом нас, стоявших в колонну, придерживая руками ношу, водружённую нам на головы.
— Вы же рабыни, — сказала Дарла. — Стойте как положено.
Мы немедленно выпрямились. Рабыня, как танцовщица, должна быть внимательна к своему положению, осанке, к своей изящности. Она ведь не наделена правом на прерогативы свободной женщины. Она — собственность.
— Мы продадим их на побережье, — заявила Дарла. — Хо! Пошли!
Первый удар хлыста Тузы пришёлся по левому плечу, а второй ужалил заднюю поверхность бёдер. Мы могли издавать лишь тонкие, приглушённые звуки боли. Я стояла последней в нашем маленьком караване, так что именно мне досталось первой, Мила и Тула были следующими. Мы торопливо посеменили вперёд. Туза не жалела своего хлыста.
— Пошевеливайтесь, наши смазливые вьючные животные, — прикрикнула на нас Дарла.
— Харта! — понукнула нас Туза, подкрепляя слово ударами хлыста. -
Харта!
— Вот видишь, дорогая Туза, — усмехнулась Дарла, — насколько быстрее мы можем двигаться с третьей носильщицой.
— Харта! — не унималась Туза.
— За светлое время мы покроем пасанги, — добавила Дарла.
— Я соскучилась по приготовленной еде, — проворчала Хиза.
— Харта! — подгоняла нас Туза. — Харта!
С заткнутыми ртами, мы не могли ни кричать, ни умолять о милосердии. Слезы ручьями текли по нашим щекам. Сдавленные стоны боли, едва слышимые даже нам самим, сопровождали наше спешное движение вдоль реки, тёкшей слева от нас.
Глава 32
— Ничего не понимаю, — буркнул Аксель.
— След всё ещё ясен, — заметил я.
— Да, — кивнул мой товарищ.
— И он ведёт назад к корабельному лагерю, — констатировал я.
Это можно было сказать по положению солнца.
— Она что, имеет отношение к касте Лесников? — поинтересовался он.
— Нет, — ответил я. — А почему Ты спрашиваешь?
— Это — смелая уловка, — пояснил Аксель, — сделать петлю, чтобы запутать след, хотя маловероятно, что это сработает, когда у преследователей есть слин.
— Несомненно, — согласился я.
— А она — смелая, — заключил он.
— С чего Ты взял? — осведомился я.
— Прикинь вовлеченные риски, — пожал плечами парень.
— Верно, — вынужден был согласиться я.
— Я знавал рабынь, конечно, — сказал Аксель, — наивных, неосведомленных, испуганных, попавших в лес, ничего о нём не зная, которые бродили в темноте, быстро теряли ориентиры и блуждали наугад, а некоторые даже, вот умора, просто ходили по кругу.
— Если след и дальше будет идти в прежнем направлении, — заметил я, — то скоро он упрётся в линию вешек.
— Я нисколько не удивлюсь, если так всё и произойдёт, — сказал Аксель.
— И что тогда? — спросил я.
— Он снова углубится в лес, — развёл он руками.
— Если только её не поймают пани, — добавил я.
— Верно, — поддержал меня мой спутник, — или другие.
— Давай посмотрим, — предложил я.
— Именно этим мы и занимаемся, — усмехнулся Аксель и, встряхнув цепной поводок, шедший от его руки к ошейнику Тиомена, скомандовал: — Вперёд, парень.
Глава 33
Я лежала у края лагеря вместе с Тулой и Милой. Мы все были связаны по рукам и ногам.
Когда, ближе к вечеру, наши хозяйки определились с местом для разбивки лагеря, они освободили нас от кляпов, но приказали соблюдать молчание, так сказать, заткнув нам рты желанием госпожи, так что мы не имели права произнести хотя бы звук. Не похоже, чтобы они боялись, что нас могли услышать и таким способом обнаружить их присутствие. Скорее теперь это было удобством для хозяек, которые не хотели, чтобы рабыни досаждали им своей болтовнёй. Захотели бы пастухи или погонщики слушать беседу кайил? Рабыни, конечно, за исключением критических, чрезвычайных ситуаций, не могут говорить без разрешения. Безусловно, при этом у большинства невольниц есть постоянное разрешение говорить, особенно когда они наедине со своими владельцами, однако им всегда ясно, что это постоянное разрешение — именно разрешение, которое в любой момент может быть отменено стоит только хозяину этого пожелать. Конечно, рабыни, как и любые другие женщины, любят поговорить и страдают, если им это запрещено. Им отказывают в одном из самых прекрасных и драгоценных из их удовольствий и подарков. Это мучительно для женщины, не иметь права говорить. Кстати, большинство рабовладельцев любит слушать своих рабынь, интересуются их малейшими мыслями и часто проявляют внимание к их мнению. Но, когда всё, что могло быть сказано, сказано, рабыню могут просто связать и бросить на меха.