— И насколько далеко его можно услышать? — осведомился я.
— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Но далеко, подозреваю, пасанга или два — точно. Говорят, что некоторые ларлы могут за пять пасангов услышать визг раненного животного.
— А если не услышит? — спросил я.
— Тогда, друг мой, — хмыкнул Аксель, — всё будет зависеть от ситуации. Вполне возможно, что самым разумным решением окажется ретироваться как можно быстрее и незаметнее.
— Чтобы вернуться в корабельный лагерь и доложить о случившемся, — подытожил я.
— Конечно, — согласился он. — Дальше это будет делом тарнсмэнов. Тарн быстрее любой кайилы.
— Твоему зверю, — сказал я, — похоже, не терпится продолжить охоту.
— Он давно готов, — усмехнулся Аксель. — Давай продолжим наше приключение. Не стоит раздражать Тиомена задержкой.
Глава 35
Я заворочалась, немного потянула свои затёкшие конечности, и проснулась, пытаясь понять, что же могло меня разбудить. Тула и Мила спали, а меня что-то беспокоило. Я немного покрутила шеей в грубой, двойной верёвочной петле, окружавшей моё горло и державшей меня вместе с другими. Мы лежали в том же положении, в котором нас оставили вечером, в стороне от костра и от наших хозяек, и отвернувшись от них. В течение некоторого времени, перед тем как лечь спать, они выпивали. Странно, что они даже не оставили никого охранять лагерь. Очевидно, охотницы решили, что они теперь в безопасности. Конечно, они теперь уже достаточно отдалились от корабельного лагеря. Туза, разливавшая ка-ла-на, напоила Дарлу даже больше чем остальных. Я успела ощутить, что между ними имела место некоторая напряжённость, если не враждебность, возможно, Туза таким способом хотела завоевать расположение своей атаманши. Дарла, Хиза и Эмеральд давно удалились к своим одеялам, расстеленным на охапках мягких ветвей, которые мы для них собрали. Конечно, они были свободны, а вот нам только и оставалось, лежать связанными на голой земле. В бытность мою на своей родной планете, я едва ли была в состоянии осознать ту пропасть, которая отделяет рабыню от свободного человека. На Горе постичь это оказалось гораздо легче. Теперь я отлично понимала эту непреодолимую пропасть, лежащую между нами, между свободными людьми и лишённой всех прав собственностью, товаром, вещью, домашним животным, рабыней!
Интересно, почему я проснулась? Что меня разбудило? Я не знала.
Я повернулась на левый бок и приподняла голову. Я делала это очень осторожно, чтобы не натянуть верёвку и не разбудить Милу и Тулу. Потом, оперевшись на локоть, я осмотрелась. Костёр почти прогорел, лишь красноватые отсветы свидетельствовали о том, что огонь в яме ещё теплился. В нескольких ярдах от нас Александра неспешно несла воды в своих берегах. Я отчётливо слышала плеск ей волн. Также я видела спящих Хизу и Эмеральд. Дарла тоже спала. А вот Тузы я не заметила, и это не могло не пугать, поскольку, если она была где-то поблизости и увидела, что я повернулась, это могло стать причиной наказания. Туза была женщиной несдержанной и крайне нетерпеливой, а её хлыст гибким и не знающим жалости. Думаю, что по некоторым причинам ей нравилось избивать рабынь, по крайней мере, тех из них, которые были красивы. Не ревновала ли она к нам, даже притом, что у неё был почёт её свободы, а мы были не больше чем послушными, услужливыми животными в ошейниках? Не имело ли это отношение к тому факту, что мужчины находят нас интересными, и готовы покупать нас, чтобы владеть нами? Не была ли наша красота, если таковая у нас была, тем, что приводило её в такое бешенство? Почему она была так озабочена нами? Неужели она не знала, что мы были рабынями, простыми животными, которых в любой момент могли продать или купить? Я с ужасом ждала утра, когда я снова окажусь в её власти. Почему она так часто размахивала своим хлыстом? Что с того, что мы могли быть привлекательными для мужчин? Какое это имело значение? Мы были не больше, чем простыми животными, животными, оказавшимися в её власти. Наши тела были богато расписаны полосами её раздражения. Неужели она не видела, как отчаянно мы пытались услужить ей? Как она в этом плане отличалась от мужчин. Мужчины нас почти никогда не били, если, конечно, мы не так или иначе не вызывали их неудовольствия. Безусловно, иногда нас могли выпороть просто для того, чтобы напомнить нам, что мы — рабыни. Плеть хорошо уверяет нас в нашей неволе.
Вечера у меня сложилось впечатление, что сама Туза, возможно, не пила столь же много как остальные её товарки. Хотя я всё это время лежала отвернувшись и прижимаясь правой щекой к земле, и происходящего видеть не могла, но на это указывали различные замечания, упрёки, шутки, смех, протесты и так далее. Казалось, она не столько пила сама, сколько разливала вино и подзуживала пить остальных. Я не была уверена, что она столь же стремилась опустошить свой собственный кубок, как предлагала сделать это другим. Мне это показалось интересным, и я даже задавалась вопросом, имело ли это место, или мне просто показалось, но затем я, вымотанная событиями прошедшего дня, провалилась в сон. Такие вещи не должны были меня беспокоить. Это было дело хозяек. Любопытство, как я помнила, не подобало кейджере.