Я стояла на широко разведённых коленях, вперив глаза в землю.
Я слишком хорошо знала о значении той позы, в которой я стояла.
Я была смущена, встревожена и взволнована. И я ничего не могла поделать с теми чувствами, что охватили меня. Я вполне обоснованно опасалась, что мой живот стал животом рабыни.
Вожак, в сопровождении некоторых из его мужчин, вернулся к четырём распростёртым на земле пленницам.
— Избавьте их от ожерелий, браслетов и прочего, — приказал он, — никаких украшений.
Я не сомневалась, что некоторые из этих браслетов были золотыми. Затем, по команде бородача, руки пленниц завернули за спину и крепко связали. Шнуры были тонкими, но держали их столь же надёжно, как и меня, делая такими же беспомощными. Мужчина, я предположила, вполне смог бы разорвать такие тонкие узы. Интересно, подумала я, использовались ли эти шнуры по причине из простого удобства хранения и ношения, или в намерения мужчин входило напомнить гордым женщинам-пантерам о том, что они тоже были женщинами.
— Нет, пожалуйста, нет! — захныкала Туза, когда мужчины срезали с неё пошитые из шкур одежды.
Дарла в этой процедуре, естественно, не нуждалась, поскольку уже была обслужена подобным образом, после триумфальной узурпации Тузой лидерства в их шайке. Нож продолжил свою грубую работу, и вскоре Эмеральд с Хизой остались лежать под ногами мужчин, ничем особо не отличаясь от других свободных женщин, возможно, более рафинированных, более нежных существ, которых, скажем, могли бы вести из захваченных, горящих городов, или попавшихся в аркан пролетающего над высокими мостами тарнсмэна, или опутанных сетью на каком-нибудь пикнике, или захваченных при налёте на караван, или умыкнутых из тёмного постоялого двора, или взятых в набеге на ванны.