— Девки-пантеры оказались жадными, — усмехнулся он. — Они не смогли сопротивляться искушению наклониться и подобрать монету, валявшуюся под ногами.
— Это было их ошибкой, — признал я.
— Иначе мы, скорее всего, не вышли бы на наших шпионок.
— Надеюсь, Ты не станешь отрицать, что мы — такие же пленники, как и они? — осведомился я.
— Беглянка — варварка, это очевидно.
— Насколько я знаю, — кивнул я.
— Варварки глупы, — заявил Аксель.
— Невежественные в наших реалиях, — сказал я. — Но не глупые.
— Известно ведь, — отмахнулся он, — что варварок отбирают за их глупость, страстность и смазливость.
— Вовсе нет, — не согласился с ним я. — Не забывай, я из Работорговцев.
— Ну конечно, Работорговец он, — проворчал Аксель. — Только Ты ведь, наверняка, не имел дел с варварками. Ты в основном занимался высококачественным товаром, гореанскими девушками, цивилизованными, умными, прекрасными созданиями. Ловил их, клеймил и приучал к ошейнику.
— Вообще-то, у меня были кое-какие дела с варварами, — заметил я, не вдаваясь в подробности.
Акселю не нужно было знать о странном сером мире, о необычных, сделанных их металла кораблях, бороздящих тёмные моря, и о тайных маршрутах доставки рабынь. Это крайне рискованный бизнес, связанный с множеством опасностей. В частности с нарушением законов Царствующих Жрецов относительно технологий, с такой жестокостью проводимых ими в жизнь. Соответственно, рабыни и другие материалы из того серого мира, или как мы его называем, из Грязного Мира, могли быть ввезены на Гор только тайно. Такие товары были контрабандой. Безусловно, как только они оказывались на Горе, к ним, казалось, не проявляли никакого интереса, словно они и не были так или иначе связаны с нарушением законов Царствующих Жрецов. Караван из сотни голых, скованных цепью за шеи красоток, привезённых контрабандой из Грязного Мира, можно было открыто и безбоязненно вести из одного города в другой, тогда как крохотное коммуникационное устройство или оружие достаточно маленькое, что его можно держать в одной руке, способное выпускать маленькие металлические снаряды, станет причиной вспышки Огненной Смерти, которая вовсе не миф, поскольку хватает тех, кто был свидетелями этого явления.
— Все они глупы, — стоял на своём Аксель.
— Ничуть, — заверил его я. — Варварок отбирают, держа в памяти несколько критериев, разумеется, сюда входит и красота, и беспомощная реакция, и страстность, но также и высокий интеллект, зачастую очень высокий.
Никому ведь не нужна глупая рабыня. На таких нет спроса. А вот умная женщина быстро понимает, что с нею произошло, что теперь она — рабыня и должна повиноваться немедленно и со всем возможным совершенством. Её почти никогда не нужно наказывать, хотя она понимает, что это с ней будет сделано, причём обязательно, если она хоть в чём-то не понравится своему владельцу. Также, что интересно, вероятность того, что она находится в контакте с самой собой, со своим самым глубинным «Я», со своими потребностями, с тем чего она жаждет в глубине своего сердце, будет намного выше у умной женщины, чем у её глупой сестры по полу. Глупая женщина зачастую изо всех сил пытается быть тем, чем ей сказали, что она должна быть. Такие, как они, простофили и жертвы механистических программ, превративших их в незнающих сомнений марионеток, редко смеют открывать себя для освобождения и открытия того, кем они являются на самом деле. Они часто стремятся соответствовать наложенному на них извне стереотипу, а не признать реальность, часто предпочитая игнорировать природу в пользу соглашений и выдумок, часто предпочитая ложь вместо правды, лозунги вместо истории, клише вместо биологии, и идеологию вместо крови. Кем могут быть те, кто считает реальность незаконной? Кто так или иначе получает прибыль от её опровержения? Почему на особую форму жизни возложена обязанность предавать себя? Мы же не требуем этого от кайилы или слина. Кому могло быть выгодно опровержение природы, кроме как тем, кто оторван от природы и боится её? Безусловно, все, рано или поздно, изучают свою женственность. Существенная разница состоит в том, что очень умная женщина из Грязного Мира зачастую прибывает на Гор, если можно так выразиться, уже с ошейником на шее. Она хочет быть женщиной, принадлежать, быть во власти мужчин, быть рабыней своего господина.
— А разве варварки не холодны? — удивился Аксель.
— Ничуть, — усмехнулся я. — Дотронься до любой из них, и Ты увидишь, как она задрожит и попросит о большем.
— Пожалуй, было бы неплохо иметь ту или иную из них в саду удовольствий, — заметил он.