— Ниже их, — пожал я плечами, — не представляющей особого интереса.
— Ты с ума сошёл? — осведомился Алекс. — Присмотрись к ней повнимательнее. Взгляни на неё, как на рабыню. Обрати внимание на то, что находится внутри её ошейника. Рассмотри её формы, аппетитность груди, этих небольших, но восхитительных выступов, едва прикрытых её туникой, оцени узость талии, ширину бёдер, мягкость плеч, округлость предплечий, тонкость запястий, умоляющих о наручниках. Взгляни на её аккуратные лодыжки, неужели Ты не можешь представить, как они смотрятся в кандалах? А представь себе мягкий блеск струящихся тёмных волос, обрамляющих лицо, черты которого изящны и деликатны. Предположи, как блестят её глубокие глаза, как приоткрываются её мягкие губы, когда её хозяин приказывает ей уделить ему внимание.
— Ну ладно, — не стал спорить я, — признаю, что она вполне приемлемая кейджера.
— Вот и я так думаю, — кивнул Аксель.
— Но она — варварка, — добавил я.
— Что верно, то верно, — признал он.
— И по этой причине, — подытожил я, — она не представляет интереса, несмотря на свои внешние данные.
— Ну почему же, — не согласился со мною Аксель, — уверен, она представляет некоторый интерес.
— Возможно, — пожал я плечами, — для некоторых мужчин.
— Но не для тебя?
— Конечно, нет, — мотнул я головой.
Безусловно, та рабыня, которую я видел сейчас, кардинально отличалась от той испуганно озирающейся, нескладной девушки, какой я помнил её по торгам в Брундизиуме несколькими месяцами ранее, и я не имею в виду грязь и растрепанные волосы, или её испачканную рваную тунику. Её внешность и осанка теперь были внешностью и осанкой рабыни. На ней больше не были ни фунта, который был бы не на своём месте. Возможно, серебряный тарск, оценил я. «Ага, — подумал я. — Вы только посмотрите, как она проходит мимо того парня. Похоже, она даже не знает о своих потребностях. Она встревожена, но пока не понимает почему. Или понимает, просто боится этого? Знает ли она о том, что тлеет в её животе, о том, что рабские огни, зажжённые там мужчинами, со временем вырастут и превратятся в непереносимое пламя, и она найдёт себя его узницей, готовой умолять мужчину, какого угодно мужчину, об облегчении? Пожалуй, серебряным тарском тут дело не ограничится, скажем, двадцать медью сверху, или даже немного больше».
Кожаные бурдюки с водой, принесенные с реки пленницами, теперь свисали с веток деревьев, окружавших лагерь, а женщин повели в лес, по-видимому, чтобы набрать хвороста для ночного костра. На этот раз кроме Донны с её хлыстом их сопровождали двое мужчин с копьями. Пару раз мы услышали рёв пантер, доносившийся откуда-то из леса.
Мы провожали взглядом караван, пока тот не исчез в тени деревьев.
— Рабыни пошли к реке, — сообщил мне Аксель.
— Воду же вроде уже принесли, — удивился я.
— Думаю, — предположил мой товарищ, — им разрешили искупаться и постирать туники.
— Они могут попытаться убежать, — забеспокоился я.
— Ерунда, — отмахнулся Аксель. — У кейджеры нет ни единого шанса на побег. И они это знают. К настоящему времени это знает даже варварка.
— Надеюсь, — буркнул я.
Аксель бросил взгляд в том направлении, в котором ушли пленницы, по-видимому, чтобы собирать хворост. Мы снова услышали рёв пантеры, но он прилетел явно издалека. К тому же, караван и Донну, в подчинении которой находились пленницы, сопровождали двое охранников.
— Рискну предположить, — сказал Аксель, — что пленниц ждут ошейники.
— А у тебя были сомнения на этот счёт? — поинтересовался я.
— Ну, до конца я в этом и сейчас не уверен, — признался он.
— Неужели Ты думаешь, что их могут освободить? — не поверил я.
Мне казалась абсурдной сама мысль об освобождении женщины, после того как она оказалась на твоей цепи.
— Конечно, нет, — заверил меня Аксель.
— Тогда в чём проблема? — спросил я.
— Я опасаюсь другого, — ответил он.
— Ясно, — кивнул я.
— Они свободны, хотя и не разделяют общий Домашний Камень, — пояснил мой товарищ.
— Это было бы расточительством, — заметил я.
— Но мы не знаем того, что должно купить то золото, которое передали Генсериху.
— Я понял тебя, — сказал я.
Глава 41
Я стояла по пояс в воде.
Меня, как и Тулу с Милой, не могла не порадовать возможность помыться, смыть с себя, пусть и холодной проточной водой, пот, грязь и пыль похода. Хотя наши прежние хозяйки иногда окунались в реку, чтобы помыться, нам они этого не разрешали. Нас они предпочитали держать грязными и связанными. Свободные женщины, по множеству причин, обычно относятся к рабыням с крайней жестокостью. Мужчины к нам намного добрее. Они — наши естественные хозяева. Мы им даже нравимся, по крайней мере, как рабыни и объекты для получения удовольствия.