— Могу ли я поесть, Господин? — спросила Тула.
— Конечно, — разрешил я.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила девушка и опустила обе руки в маленькое ведёрко.
— Могу ли я поесть? — в свою очередь поинтересовалась Мила.
— Можешь, — кивнул я.
— Спасибо, Господин, — улыбнулась она и тоже загребла две полные пригоршни пилюль, и осторожно, чтобы не обронить ни одной, вытянула их из ведёрка.
У меня не было причин сомневаться, что рабыни были голодны.
— Могу ли поесть? — едким тоном спросила та, которую здесь назвали Вуло.
Я оценивающе, сверху вниз, посмотрел на неё, одетую короткую тунику, стоящую на коленях передо мной. Она тоже смотрела на меня, и отлично сознавала себя тщательно оцениваемой, как можно оценивать только рабыню.
— Могу ли я поесть? — повторила она свой вопрос прежним тоном.
— Нет, — отрезал я.
У Тулы и Милы сначала перехватило дыхание, а затем они заулыбались и вернулись к еде.
— Хочешь, чтобы я бросил горстку пилюль на землю? — спросил я. — Потом Ты сможешь собрать их ртом, не используя руки.
— Пожалуйста, не надо, — попросила она.
— Возможно, Ты предпочла бы брать еду с моей руки? — осведомился я.
— Я очень голодна, — призналась рабыня.
— Так Ты предпочла бы есть с руки или нет? — повторил я свой вопрос.
— Да! — коротко ответила она.
— Тогда Ты можешь попросить меня об этом, — разрешил я.
— Я прошу покормить меня с руки, — попросила девушка.
— Держи руки на бёдрах, — предостерёг её я.
— Да, Господин, — вздохнула она.
Тогда я, пилюлю за пилюлей, по одной за раз, начал кормить её, вынуждая её каждый раз изящно вытягивать шею, чтобы получить очередную таблетку.
— Я, кажется, вспоминаю тебя, — сказал я, — сейчас, когда задумался об этом, о том магазине, очень далеко отсюда.
— Я думаю, что Господин мог бы вспомнить меня, — сказала она. — Могу я получить ещё?
— Да, — кивнул я. — Но тогда Ты не стояла на коленях, была не в рабской тунике, и на тебе не было ошейника.
— Пожалуйста, Господин, — попросила девушка.
— Такая как сейчас, Ты мне нравишься больше, — признал я.
— Пожалуйста, Господин, — повторила она, и подал ей один за другим ещё два шарика.
Затем набрал в руку несколько пилюль и позволял ей самой брать их с моей ладони. Пилюли были сухими, но её рот и губы, язык и зубы, грызущие и жующие, были влажными. Это была интересная комбинация ощущений. Её голова периодически склонялась над моей ладонью. Её волосы ниспадали на её плечи. Неудивительно, что рабынь так часто кормят с руки. Доминирование включает в себя множество тонких удовольствий.
— Встань на колени прямо, — приказал я.
— Я всё ещё голодна, — пожаловалась рабыня, выполнив мой приказ.
— Для одного раза достаточно, — констатировал я.
— Пожалуйста, — просительно протянула она.
— Нам нужно следить за твоей фигурой, — напомнил ей я.
— Ну пожалуйста, — ещё раз попыталась разжалобить меня она.
— Нет, — отрезал я.
— Как пожелает, Господин, — вздохнула рабыня, поняв, что у неё ничего не получится.
Тогда я повернулся к двум другим рабыням и приказал:
— Займитесь делом в лагере.
— Да, Господин, — хором откликнулись они, вскочили на ноги и, хихикая, убежали, оставив меня наедине с их товаркой.
Обе по какой-то причине казались довольными. Я заметил, что Тула сразу направилась поближе к Ясону, а Мила постаралась оказаться рядом с Генаком.
— Кому Ты принадлежишь? — спросил я.
— Уверена, Господину это известно, — буркнула девушка.
— Твой ошейник не подписан, — напомнил я ей.
— Я — лагерная рабыня, — ответила она, — я принадлежу пани.
— С твоей стороны было глупость бежать, — заметил я. — Так почему же Ты убежала?