— Желаю всего хорошего, — попрощался лидер моряков.
— И вам того же, — кивнул Аксель.
Некоторое время мы смотрели вслед морякам и наёмникам, покидавшим лагерь, уводя с собой четырёх связанных за шеи рабынь. Один раз из сумрака леса до нас донёсся хлопок ремня и крик боли. Мы не знали, кому именно достался этот удар. Я предположил, что за время, проведённое в пути к побережью, рано или поздно, каждая из рабынь успеет познакомиться с подобными инструкциями. Это полезно в обучении женщины тому, что она — рабыня. Я был уверен, что задолго до того, как они доберутся до невольничьего рынка Брундизиума, вопрос большого корабля будет так или иначе решён. Насколько я понимал, в устье Александры была собрана немалая сила, в задачу которой входило воспрепятствовать кораблю достичь моря.
— Мы должны закончить наши дела здесь, — заявил Аксель, поднимая свой кинжал и ловя его лезвием лучи полуденного солнца.
Связанная по рукам и ногам Донна, лежавшая у ног Генсериха, зарыдала.
— Только сделай это быстро, — попросил бородач.
— Кто хочет быть первым? — осведомился Аксель, окидывая взглядом пленных.
— Я, — ответил Генсерих. — Я здесь первый во всём.
— Почему не этот парень? — полюбопытствовал я, указывая на Рортона.
— Нет! — замотал головой тот. — Генсерих здесь первый.
— А мне показалось, что ещё недавно Ты хотел быть первыми, — заметил я.
— Генсерих — первый, — отозвался Рортон.
— Ну и хорошо, — усмехнулся Аксель, склонился над Генсерихом, и Донна вскрикнула в страдании.
Несколькими быстрыми движениями он срезал верёвки с запястий вожака.
— Господин! — воскликнула Донна, едва не лишившись чувств от облегчения.
— Что Ты делаешь? — спросил Генсерих, озадаченно уставившись на Акселя.
— Да вот, собирался перерезать вам горло, — развёл руками тот, — но немного промахнулся. Очевидно, в этом не более умел, чем в оценке выстраиваемых на поле боя сил.
— Я не понимаю, — пробормотал Генсерих, неуверенно поднимаясь на ноги.
— Вы могли убить нас, но не сделали этого, — объяснил Аксель. — Теперь у нас появился шанс убить вас, но чем мы хуже вас? Кое-какое оружие и вещи лежат на берегу реки. Этого вам должно быть достаточно, чтобы добраться до каких-нибудь обитаемых мест. Освободите своих людей, но пока не приносите свои вещи. Мы бы предпочли сначала уйти. Уверен, Вы меня понимаете.
— Разумеется, — кивнул Генсерих.
Я взглянул на другую сторону оставленного лагеря, где стояли три рабыни. Поймав на себе взгляд свободного мужчины, они немедленно опустились на колени. Тула и Мила, казалось, были вне себя от облегчения. Не высматривали ли глаза Тулы за мгновение до этого Ясона? Не Генак ли был возможным объектом внимания сияющих глаз Милы? Зато другая рабыня, напротив, выглядела явно встревоженной. Я пристально, с мрачным удовлетворением посмотрел на неё, и она задрожала, но не сошла со своего места. Насколько привлекательны и беспомощны женщины, когда они стоят на коленях, насколько они принадлежат этой позе. Я был очень рад, что наш вид состоял из двух полов, и что они настолько отличались.
— Ранее я взял на себя смелость слегка облегчить ваш кошелёк, — признался Аксель Генсериху, вручая ему небольшой, но увесистый мешочек с монетами. — Не волнуйтесь за наших друзей с побережья, они достаточно здесь преуспели в сборе монет и оружия. Кроме того, они приобрели четырёх рабынь, из которых как минимум две должны чего-то стоить на сцене торгов. Так что, я сохранил часть заплаченного вам на Лауриусе, а так же и то золота, что получили те четыре женщины, у которых больше нет потребности в нём, поскольку им, как рабыням, теперь не может принадлежать, даже ошейник на их шеях или медный бит-тарск.
— Мне остаётся только поблагодарить, — улыбнулся Генсерих.
— Освободите нас! — потребовал Рортон, борясь с верёвками.
— Меня послали, — сказал Аксель, — вернуть беглую рабыню, но в этом лагере имеются ещё две, которых я вынужден объявить бесхозными.
Хотя в каждом городе имеется свой свод законов, а у большинства каст есть кастовые кодексы, есть один закон, который признан на всём Горе, который соблюдается повсеместно и признаётся всеми гореанскими муниципалитетами, и это — Торговый Закон, в основном установленный и записанный на больших Сардарских Ярмарках. Согласно этому закону права на бесхозную рабыню может заявить любой, после чего она становится собственностью претендента на совершенно законных основаниях.